Обратный путь от валашского села до крайнего перелеска перед большим лесным массивом занял двое суток, и вымотавшиеся егеря отлёживались теперь перед большой полосой открытого пространства и выгадывали, когда же его удачнее пересечь. Снег прекратился, небо расчистилось от туч, хорошо подморозило, и теперь видимость при луне составляла больше версты.
Турецкие конные разъезды проходили вокруг постоянно. Состояли они и из татар, и из постоянной османской кавалерии. Долго лежать тоже было невозможно, и под утро, когда у сторожей обычно самый сон, команда Егорова решилась на прорыв. Ещё раз укутав как следует в белое полотно пленника, Лёшка в очередной раз пожурил себя за неосмотрительность – нужно было позаботиться и взять ещё один комплект белой одёжи, хотя, с другой стороны, на такого здоровяка они всё равно ведь не рассчитывали.
Наконец, луна спряталась, и звёзды начали тускнеть на небосводе.
– Вперёд! – рявкнул Лёшка, и, подхватив языка, команда ринулась к бровке далёкого ещё леса.
Первые двести-триста шагов они пробежали легко. Впереди было ещё столько же, как вдруг от небольшого лесного островка шагах в пятистах справа выметнулись на открытую равнину далёкие пока ещё всадники.
– Командир, татары!
И правда, издали послышался традиционный татарский клич:
– Алга-а-а!
– Макарыч! Бери троих наших, прапорщика и проводников, языка – Кудряшу на спину и неситесь что есть мочи к лесу, а мы вас прикроем! – крикнул Лёшка и отдал команду: – Штуцерникам бить выборочно старших, фузейщикам вести частый огонь, понеслась!
Бах! – приклад ударил Лёшку в плечо. Он отбежал шагов на сто к лесу и присел, перезаряжая оружие. Бах! Бах! Бах! – гремели выстрелы егерей, и, наткнувшись на точный огонь, три десятка татарских всадников, потеряв треть своих людей и послав стрелы в русских, отскочили подальше. От их группы отделилась пятёрка и унеслась на юг.
– За подмогой послали, – прорычал Лёшка. – Все бегом в лес, теперь эти от нас уже точно не отцепятся!
В отряде появился первый раненый. Никите стрела пробила рукав одежды и вошла на остриё вовнутрь. Наскоро обработав рану крепкой настойкой и подрезав её края, удалили этот древний снаряд. Парня перевязали и, отобрав оружие и вещевой мешок, погнали вперёд к группе Макарыча.
– Быстрее, быстрее, пока можешь идти и пока не нагрянула основная погоня!
– Карпыч, Матвей, Тимофей и ты, Живко, берите всех лесовиков и прикрывайте нам хвост, главное – отбить у них желание лезть за нами вплотную, осаживайте! – крикнул Лёшка, и отряд углубился в лес.
Бах! Бах! Бах! – послышались через час выстрелы в отдалении, арьергард егерей принял бой, сдерживая погоню.
Следующие сутки слились в череду перестрелок, изматывающего бега среди деревьев, постоянных перезарядок и опять бега. Всё дальше и дальше на север уходили егеря, отбиваясь от преследующих их турок, и счастье их, что это были не лесовики, а обычные, спешившиеся с коней всадники. Двоих ребят уже потеряли в перестрелках, несколько человек были ранены, и скорость движения была потеряна. До места встречи с гусарами было уже недалеко, но и турки наседали плотно.
– Всё, братцы, последний рывок нам остался, – объяснял Лёшка товарищам, очищая ствол штуцера от порохового нагара. – Ещё три-четыре версты, и мы уже у своих, продержаться только нам надо. Давай, Кудряш, забирай с собой турка, всех наших раненых, прапорщика и проводников и бегом на поляну к гусарам, а мы вас здесь, на этом редколесье, прикроем. Всем зарядиться! – и Алексей сам начал засыпать порох из патрона.
Неподалёку мелькали серые фигуры. Вот одна вышла из-за ствола и, оглядев редкий лес впереди, махнула кому-то сзади, и тут же человек десять турок выскочили на небольшую прогалинку. Лёшка прицелился и нажал на спусковой крючок.
Бах! – и турок с длинным ружьём упал на снег. Бах! Бах! Бах! – раздался ружейный залп, и несколько фигур так же застыли на снегу. Лёшка вскочил и, перебежав за спину шагов на пятьдесят, начал перезарядку. Что-то мелькнуло сбоку, и он, присмотревшись, увидел несколько фигур, заходящих егерям в тыл.
– Ну вот и для тебя время пришло, – прошептал он, вытаскивая из патронной сумки единственную свою гренаду из тех, что сам обделывал перед самым выходом. Прокравшись и затаившись за толстым стволом, Лёшка выбил кремнем искры в штуцерном замке и, раздув трут, поджёг фитиль гренады.