В лапах страха

22
18
20
22
24
26
28
30

— Марина, спасибо тебе.

— Да не за что, — откликнулась жена и, как ни в чём не бывало, продолжила играть в свои пятнашки с тарелками и ячейками.

Глеб уже собрался было идти по стандартному вечернему маршруту: туалет, ванная комната, детская…

«Хотя в детскую сегодня заходить явно не стоит. Не смотря на разверзшуюся под ногами пропасть. Не смотря на невозможность дальнейшей отсрочки. Не смотря на гибнущую частичку света нашего собственного мирка, что с каждым новым днём неизбежно теряет яркость».

Он просто не готов к столь откровенному разговору. Сегодня слов нет — лишь плоские мысли и полнейшее непонимание смысла всего происходящего. Разве что заглянуть к Юрке… Нет, тоже не стоит. Малыш принудит его говорить. Обязательно что-нибудь спросит. А ответить нечего, даже не зная предстоящего вопроса. Абракадабра какая-то.

«Решено. Все разборки откладываются до завтра. И это не подлежит дальнейшему обсуждению».

Вместо детской — надеть на пса намордник, а ещё лучше, привязать к батарее, чтобы окончательно успокоить жену.

— А почему, собственно, Умка? — спросила напоследок Марина.

Глеб замер в полупозе, не зная, что делать: вновь садится или продолжить подниматься.

— Чего?.. — глупо переспросил он, изучая спину жены.

— Кличка, — усмехнулась Марина, убирая последнюю тарелку и задвигая сушилку в недра шкафа. — Собак ведь обычно иначе называют. Ну, Рекс, например. Мухтар или, там, Бобик. На худой конец, Снежком или Бубликом. Но Умка — это что-то новенькое! Я бы даже сказала, не совсем собачье, — Марина обернулась, насмешливо покосилась на перекошенную фигуру мужа. — С тобой точно всё в порядке?

— Нет, — Глеб быстро выпрямился и направился к двери. — Брату просто этот мультик в детстве нравился, вот и назвал. Думаешь, стоит к Светке зайти?

— Думаю, стоит отложить всё до завтра, — медленно проговорила Марина, мысленно пребывая где-то далеко.

Глеб кивнул и поспешил удалиться.

8.

Светка лежала на кровати и бесцельно созерцала темноту. Тело уже основательно затекло, но девочка не желала менять неудобной позы: лишь изредка всхлипывала и растирала по щекам липкие слёзы. В затылке надсадно пульсировало, однако гадостно на душе было вовсе не от побоев. По настоящему болело в груди, под ложечкой, глубоко-глубоко, где, наверное, и сосредоточено заблудшее подростковое естество — этакое худощавое существо с впалыми глазами, бледной кожей, стрижкой под эмо и пальцами пианиста, — которое все постоянно шпыняют, толкают и ждут не дождутся момента, когда оно безвольно опустит прозрачный подбородок, чтобы добить ударом в висок. Именно эта эфемерная сущность и не давала покоя Светке, царапая изнутри грудь, затравленно сжимаясь в районе пупка упругим пульсирующим комком внутренних переживаний.

Отчего-то вспоминался фильм про Чужих. Ещё бы, ведь инопланетные монстры вырывались из груди, предварительно вот точно так же ворочаясь в районе желудка. И этих чудовищ порождало оголтелое человеческое любопытство, не будь которого, не было бы и всего остального, включая самих тварей.

Хотя причём тут твари? Тем более космические…

А при чём любопытство? Тоже ни при чём. Кабалистика какая-то выходит.

Светка в очередной раз шмыгнула носом, рывком перекатилась на бок. Голова ударилась об деревянную спинку, предательски затаившуюся в темноте. У противоположной стены тут же вспыхнули оранжевые болиды, в ушах зазвенело. Боль в животе слега поутихла, как бы соблюдая закономерную пропорциональность.

Подушка суетно ворочалась в ногах. Светка попыталась подтащить её сведёнными стопами, но «оживший» мешок с перьями противился, топорщился, выворачивался, точно завидевший мясника цыплёнок, всякий раз ускользая в самый последний момент. В конце концов, подушка свалилась на пол и там затихла.