— Интеллигентные люди, насколько мне известно, — все днём работают.
Алла Борисовна побагровела, словно её ткнули носом в несостоятельность собственных идеалов.
— Герман Полиграфович — заслуженный деятель культуры. Он в оркестре играет. И ему весь день напролёт нужно партии разучивать, чтобы потом, вечером, для вот этих самых добропорядочных лиц — как вы сказать соизволили, — которые днём все работают, концерты давать! Эх вы, служителем закона ещё себя называете… — И Алла Борисовна в чувствах отвернулась.
— Простите, — тут же спохватился Григорий Викторович, понимая, что столь серьёзная тема может снова прикрыться бесполезными метаниями души. — Бог — свидетель, я не хотел вас обидеть.
— Да что я — мелкий пожилой человек, до которого никому нет дела. А вот Герман Полиграфович — это личность! Таких бы как он — и к власти! Уж тогда бы мы точно зажили!
Григорий Викторович деликатно откашлялся.
— Так что за порода?
Алла Борисовна открыла рот в замешательстве — этакий сундучок из сказки, в котором можно хранить бесценные сокровища. Затем заворочалась, как болотная кочка, и принялась основательно рыться в полах своего халата.
— Этот… Как его… Забыла! Их всё ещё по телевизору показывают, как они хозяев своих калечат почём зря, — Алла Борисовна наконец выудила из кармана скомканный газетный обрывок и принялась читать по слогам печатный текст: — Буль…терь…ер. ер… Так вот, кажется.
Григорий Викторович кивнул.
— Значит собака в квартире уже сутки… И, говорите, днём её было слышно?
— Ну, конечно! Они все разъехались, а зверь этот запертый сидел, слюной исходил! А ещё выл на весь подъезд, как проклятый! Я вам сразу же сигнализировать! Но вас пока дождёшься, сроду забудешь, зачем и звонил! А тут ещё это горе! С девочкой… — Алла Борисовна снова изобразила на своём подвижном лице жалость и смиренно посмотрела на следователя. — Кто же её так невзлюбил-то?
— Разберёмся, — сухо ответил Григорий Викторович, одновременно о чём-то размышляя. — Это наша работа.
— Вот-вот, а я о чём толкую! — охнула консьержка, принявшись заново причитать, о трудных подростках и о той среде, что их вскормила.
— Но ведь сейчас дети в квартире…
Алла Борисовна глупо кивнула.
— Значит всё нормально, должно быть.
Погас свет, отчего Алла Борисовна противно взвизгнула.
Григорий Викторович от неожиданности крякнул — после яркого света глаза ничего не воспринимали, словно подкравшаяся тьма вооружилась вязальной спицей и нанесла два решительных удара!
— Ну что ещё такое?.. — заклокотала Алла Борисовна, как обеспокоенная курушка.