– Действительно, – согласилась с Лелькой. – Бред какой-то. Показалось, наверное.
– О, наш! – увидев подъезжающий автобус, обрадовалась Ольга. – Давай быстрей, а то не влезем!
Мы с боем втиснулись внутрь, притулились у поручня и довольно выдохнули. Все. Домой…
В последний момент в закрывающиеся двери проскользнул высокий крупный парень. Он пробился вперед и замер рядом со мной. Темный капюшон, надвинутый на глаза, не позволял разглядеть его лицо, но от всей фигуры мужчины веяло чем-то неуловимо знакомым. У меня возникло ощущение, что я его уже где-то видела.
– Маш, идем, наша, – спустя какое-то время, ткнула меня локтем в бок подруга.
Задумавшись, я не заметила, как мы приехали.
– А, да, пошли.
Я протиснулась вслед за Лелькой к выходу и заметила, что парень идет за нами.
Та-ак, Машенька, а это уже похоже на паранойю.
– Марусь, тебе в магазин надо?
– Да, Оль.
– Тогда пошли быстрее, через час закроется.
Мы выскочили из автобуса и припустили к гипермаркету. Ветер усилился, почти сбивая с ног, и я плотнее запахнула плащ. Правда, теплее не стало. Разве может тонкая тряпочка защитить от волжской сырости?
У самых дверей я снова столкнулась с тем парнем из маршрутки. Привет, паранойя! Ты так никуда и не делась? И в этот момент из-под капюшона блеснули темные глаза. Свет фонарей придавал этому блеску явный красноватый оттенок, и мне неожиданно вспомнился рассказ Василия Ильича – лес, волки, оборотни… Вздрогнув, обернулась, но парень уже исчез. Наваждение какое-то.
Уже позже, дома, поужинав и забравшись с ногами на диван, я попыталась проанализировать, где могла видеть этого странного товарища раньше. В голову не приходило ни одной путной мысли. Может, Федька ко мне охрану приставил? А что? С него станется…
Или я его с кем-то из детей видела? Да нет, вроде.
Но ведь такая фигура знакомая!
Я озадаченно хмыкнула и уставилась в окно. Свет фонаря отбрасывал желтоватые блики на подоконник. Старая липа шелестела пожухлыми листьями, словно жалуясь на судьбу. Капли дождя уныло стучали по стеклу.
Федор… Странно, но воспоминания о жизни с ним словно потускнели и отодвинулись далеко-далеко. И обида ушла. И боль. Как будто все не в этой жизни было. Все же сделка с Русланом пошла мне на пользу. Хотя еще неизвестно, что лучше – боль от предательства Федора или неудовлетворенное желание, властно заявляющее о себе при одном только воспоминании об объятиях Руса.
Эх, влипла ты, Маруся. Избавилась от одного наваждения, а взамен приобрела другое.