Вернувшиеся

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты зря нахваливаешь меня, Чарльз.

Харольд попытался улыбнуться.

— Хочешь конфетку? — спросила она, похлопав руками по карманам платья. — Давай посмотрим, что у меня найдется для моего мальчика.

— Не беспокойся об этом. У тебя ничего нет.

— А вот и есть, — сказала она.

Женщина явно расстроилась, когда оказалось, что карманы ее платья были пустыми. Харольд лег на койку и вытер пот с лица. Этот август казался самым жарким в его жизни.

— У тебя и в прошлый раз ничего не было, — произнес он усталым голосом.

Женщина со стоном приподнялась и села на его койку.

— Ага, я снова теперь Марти, — догадался Харольд.

— Не начинай канючить, золотце. Я съезжу в город и куплю тебе какие-нибудь сладости. Только больше не донимай меня своими капризами. Мы с твоим папой хотим вырастить тебя настоящим мужчиной, а ты ведешь себя как маленький ребенок. Я этого не потерплю!

Харольд уже привык к ее старческому маразму. Большую часть времени ему приходилось играть роль ее мужа. Но иногда проводка в голове Патрисии искрила больше обычного, и тогда без всякого предупреждения он наделялся новой ролью ее больного воображения — Харольд воспринимался женщиной как семилетний ребенок. В этом не было никакого вреда. К тому же он не мог влиять на состояние ее ума. Поэтому, вопреки несносному характеру, старик закрыл глаза и позволил ей нежно ворковать над ним, что, как он понял, было лучшим видом поведения.

Наверное, он и дальше играл бы роль Марти, но его все больше тревожило отсутствие Джейкоба. Полчаса назад его мальчик ушел в душевую комнату и до сих пор не вернулся. Харольд говорил себе, что ему не о чем тревожиться. Он находил сто причин для насмешек над своим беспокойством. Возможно, прошло не так много времени, как он думал. Харольд с юности не носил наручные часы — они не требовались ему в его работе, — а в нынешние дни он вообще потерял счет времени. Поэтому старик не знал, сколько минут отсутствовал Джейкоб. Ему оставалось лишь доверять догадкам своего ума, которые упорно утверждали, что его сын задерживался слишком долго.

Наконец, тревога стала невыносимой. Харольд сел и посмотрел на открытую дверь, надеясь, что его призывный взгляд заставит Джейкоба вернуться в комнату. Он сидел так несколько минут, но мальчик не появлялся.

Несмотря на полувековой разрыв в родительских отношениях, Харольд все еще оставался заботливым отцом. Его ум беспокойно метался, создавая всевозможные сюжеты. Вот Джейкоб моется под душем. Ему пришлось постоять в очереди, потому что многие стояки были сломаны, а в лагере всегда находились люди, которым хотелось смыть с себя грязь. Или вот он идет по коридору, и кто-то останавливает его, чтобы о чем-то спросить. Разговор затягивается, но разве это плохо? Затем новая картина возникла в уме Харольда. Джейкоб вышел из душевой, и его остановил какой-то солдат. Он потащил мальчишку в темный коридор. Ребенок запротестовал, и тогда солдат схватил его за пояс, забросил на плечо, как мешок картошки, — а все это время Джейкоб кричал и звал отца на помощь.

— Нет, — сказал Харольд.

Он покачал головой и напомнил себе, что здесь такого не может случиться. А что, если может?..

Старик подошел к двери и выглянул в коридор. Какое-то время он рассматривал людей, которые выходили из соседних комнат или возвращались к себе из других помещений. Сегодня их стало больше, чем вчера, подумал Харольд. Он оглянулся на миссис Стоун, но спавшая женщина не могла ему ничем помочь. Его взгляд перешел на две пустые койки. Если он сейчас уйдет, то при его возвращении они, возможно, будут уже заняты. В его уме вновь возникла картина, в которой солдат уносил куда-то кричавшего Джейкоба. И тогда старик решил рискнуть.

Он быстро зашагал по коридору, надеясь, что захватчики чужих коек не увидят, из какой комнаты он вышел. Харольд постоянно натыкался на людей, говоривших на иностранных языках. Его изумляло, что столько представителей других народов и рас теперь появилось в их лагере. Раньше почти все заключенные были американцами. Сейчас казалось, что их свозили в Аркадию отовсюду. Харольд не помнил другого подобного случая, чтобы на такой малой дистанции ему встречалось так много наречий и акцентов.

Подходя к душевой комнате, Харольд заметил солдата, шагавшего по коридору. Он шел, выпрямив спину. Взгляд парня был направлен прямо вперед, словно в нескольких ярдах от него происходило что-то серьезное.

— Эй! — позвал Харольд. — Эй, военный!