Егор опять улыбнулся.
– У меня никогда не было матери.
Эра промолчала.
– У тебя есть дети?
– Два сына.
– Так зачем ты здесь?
– Работа, как и у тебя.
– Опасности здесь много, – покачал головой Егор.
– А чего много, парламентера не тронули, и спасибо. Освободят, это мы уже проходили…
– Нельзя все пройти, но надо подготовиться к более суровому испытанию.
– Эх, Егор, – вздохнула Эра, – меня жизнь, этими испытаниями уже без подготовки лупит лет эдак десять.
– Не то это, не то, ты, главное, держись, Венера! Держись, – он часто-часто задышал, – понимаешь, тебе спасать надо, многих спасать! Я не успел, но я скоро вернусь!!!
– Кого? – Эра нахмурилась. – Откуда ты знаешь, что я Венера? Ты кто, Егор?
– Я за ним, мама. – и человек смолк.
Эра побледнела и, судорожно схватив парня за руку, холодную и липкую, просчитывала пульс. Удар, еще один, еще, остановка. Нить последнего удара – волна, последняя нейронная волна.
– Не бойся, – прошептала Егору Эра, – я здесь, я с тобой. Я провожу тебя, сынок! – слезы ручейками лились из ее глаз, – не может быть, не может быть.
Шесть минут, шесть минут – клиническая смерть, уход. Все, мозг погиб. Эра перекрестилась и закрыла чуть приоткрытые веки усопшего.
– Как жестоко все, – она положила руки ему на грудь, сложив их по христианскому обычаю. И, вспомнив начало «Отче наш», принялась шептать молитву, когда вдруг неожиданно Егор резко вскочил, сев на лежаке и открыв невидящие глаза, закричал куда-то в пространство:
– Назарет, запомни, Назарет! Только там, где выше!!! Где выше!!! Первый камень! Первый камень!
Эра от неожиданности схватила Егора, крепко прижимая к себе.