В этом была основная причина ужаса Джулии. Все выглядело так, как будто все это было организовано специально для того, чтобы заставить ее остаться: сцена с Полом, появление Грегори, избиение… Она вспомнила туман в голове, который внезапно появился у нее в кафе, ничего не выражающее выражение лица мужа, когда он ее избивал. Теперь она была почти уверена, что все это было подстроено. Слишком уж это удобно, подумала Джулия. Грегори вел себя как марионетка, которой управляло то, что жило у них в доме и что хотело, чтобы она с детьми осталась в городе.
Раздался громкий удар в дверь – Джулия подскочила, и у нее опять заболели ребра.
– Никуда отсюда не выходи, – велел ей Грегори. – Попробуй только выйти – и я выбью из тебя дух, гребаная шлюха! А если услышу, что ты хоть словечко скажешь об этом матери или детям, то достанется не только тебе, но и им!
Затаив дыхание, Джулия ничего не ответила – она боялась, что муж вышибет дверь и все повторится сначала, но он не стал этого делать. Скоро она услышала, как Грегори отошел от двери и пошел по холлу.
После этого Джулия услышала внизу целую серию незнакомых звуков, беспорядочных и шлепающих; потом муж перешел наверх, и было слышно, как он возится около люка на чердак. Прислушиваясь к этим звукам, Джулия наконец заснула.
Позже вернулись из школы дети. И хотя звуки были приглушенными и Джулия с трудом могла различать голоса, она все-таки услышала, как Грегори врет им и говорит, что она заболела и нуждается в покое. Он запретил им подходить к двери спальни, но позже кто-то из них – скорее всего Тео – попробовал повернуть ручку двери, и она была благодарна дочке за это недоверчивое упрямство. Однако ничего не сказала и никак не показала, что не спит, потому что поверила, что Грегори действительно готов выполнить свои угрозы. Джулия не хотела, чтобы с детьми что-нибудь случилось.
Вскоре вернулась его мать, и Грегори рассказал ей туже самую историю. Однако Джулия почувствовала, что Агафья в это не поверила. Их разговор был вежливым, но в нем появилось напряжение, оттенок формальности, который свидетельствовал о неудобстве и с той, и с другой стороны. Похоже было, что мать Грегори боится своего сына, и Джулия подумала, что свекровь – это ее последняя надежда. Агафья вполне могла почувствовать, что в доме что-то произошло, что-то было не так, поэтому она не стала рассказывать сыну о плане Джулии забрать детей и уехать из города.
Женщина знала, что рано или поздно Агафья все поймет и найдет способ помочь ей и вытащить их всех из этого месива.
Заснула Джулия, обдумывая план побега.
Утром раздался стук в дверь и вошел
– Мне нужна одежда.
Дверь должна была быть закрыта! Джулия хорошо помнила, как запирала ее. Но Грегори как-то открыл замок и вошел, игнорируя ее присутствие. Он взял джинсы из шкафа и вылинявшую футболку с надписью «ДА!» из ящика. Сбросив грязные вещи и швырнув их в сторону контейнера для грязного белья, переоделся во все чистое.
– Подними свою ленивую задницу, – с отвращением велел он ей. – Детям нужен завтрак. Так сделай же что-нибудь полезное – хоть раз в жизни.
Это был приказ, а не простое замечание, и смотрел он на нее так, как будто ожидал немедленного повиновения. Джулия так и не переоделась со вчерашнего дня и решила оставить те же джинсы – снимать их было слишком больно, – но сняла запачканную кровью блузку и надела бесформенную красную рубашку.
– Умойся, – сказал он, – и спускайся вниз.
Грегори вышел из комнаты, и Джулия медленно заковыляла по покрытому ковром полу в ванную. Лицо ее, все покрытое вчерашней засохшей кровью, было совершенно ужасно, но оказалось, что все совсем не так плохо, и, поработав пару минут полотенцем, Джулия смогла придать себе вполне приемлемый вид.
Это ее шанс. Если Агафья внизу и муж оставит их наедине хотя бы на минуту, они смогут переговорить и придумать какой-нибудь план.
Спускаться было тяжело, и Джулия крепко держалась за перила, переходя со ступеньки на ступеньку и останавливаясь на каждой передохнуть, как будто она была инвалидом. Оказавшись на первом этаже, доковыляла до кухни, дверь которой открывалась в холл. Ее сердце упало, когда она увидела детей, ожидающих завтрака, и Грегори, который наливал себе чашку кофе. Свекрови нигде не было видно. Тот Грегори, которого она видела наверху несколько минут назад, куда-то исчез, и теперь перед нею стоял жизнерадостный степфордский[89] муж.
– Мама уже отправилась в церковь, – сказал Грегори, как будто прочитав ее мысли. – Тебе уже лучше, дорогая? – жизнерадостно улыбнулся он ей.