Но что-то было не так. Она изменилась.
Конечно, изменилась. Только святые или идиоты проживают свою жизни, ни на что не обращая внимания, не пытаясь приспособиться к обстоятельствам окружающей действительности и не учась на своих ошибках. Но в случае с Агафьей все было по-другому. Ее отношение к действительности и взгляды на жизнь остались почти неизменными, и на первый взгляд она была все той же Агафьей, только постаревшей. Но глубоко внутри женщины что-то сдвинулось, и теперь в ней было нечто, что вызывало у него тревогу.
Ему было неприятно находиться рядом с ней.
Именно поэтому у него было так тяжело на сердце. Женщина, которую он любил и о которой мечтал всю жизнь, пугала его…
Пугала его?
Да.
Ему пришло в голову что, может быть, в этом не было ее вины. Может быть, на нее действуют бесы, dookh bez zhizni[39].
Яков вздохнул. Он слишком остро на все реагирует. Может быть, это вызвано его беспокойством за нее, его любовью и неспособностью разобраться в своих собственных неоднозначных мыслях… Агафья оставалась все той же религиозной женщиной, которой была всегда. Она была доброй молоканкой, и ему даже в голову не приходило думать иначе.
Или нет?
Он вспомнил то, что произошло в русском городе много лет назад, и, задрожав, закрыл глаза.
Яков всегда полагал – нет, всегда был уверен, – что все, что делает Господь, это хорошо. Господь – это только Добро, и Он не способен на недобрые поступки. И Библия, святое слово Господне, – книга абсолютно чистая и ничем не запятнанная. На земле она находится ближе всего к абсолютному совершенству. Но когда вчера Яков был у Агафьи и посмотрел на ее большую семейную Библию, лежавшую на комоде в столовой, у него появилось легкое чувство тревоги. Он пытался убедить себя, что это связано с самой комнатой, с домом… но это было неправдой. Что-то было не так с самой Библией. Черный кожаный переплет выглядел угрожающе, а золотые буквы на нем – слишком аляповатыми и почти неприличными. В этом томе чувствовалось что-то декадентское и порочное. Он бы никогда в это не поверил, но Добрая Книга выглядела совсем не доброй. Она выглядела испорченной. Греховной.
Яков ее боялся.
Но он ведь служитель Бога. Как он может бояться Библии? Этого он не знал, но страх не исчезал, а когда Агафья заговорила, он почти силой заставил ее перейти в другую комнату, подальше от этой ужасной книги.
Библия – ужасная книга?
А может быть, дело совсем не в ней? – размышлял Яков.
Может быть, все дело в нем?
Может быть, все дело в этом доме?
Это вполне походило на правду. После всего того, что здесь произошло, было вполне логично предположить, что место сие захвачено бесами. Он еще не спрашивал у Агафьи, знает ли она о том, что произошло в ее доме. Он совсем не хотел упоминать об этом, чтобы не омрачать ей возвращение домой, но теперь решил, что настала пора все рассказать ей об этой бойне – если, конечно, она о ней еще не знает.
Если Агафья не произнесла нужных молитв, то, наверное, все члены общины должны прийти к ней в дом и очистить его от скверны. Если же она все сделала правильно, то они все равно смогут сдвинуть головы и объединенными усилиями их веры выгнать из дома все то зло, которое могло в нем поселиться.
А если дело не в доме?