— Самбо… — с интересом повторяет он про себя. — Не слышал! Итальянская?
— Никак нет, сокращение от «самооборона без оружия», — чуть улыбаюсь в ответ.
— Самооборона… — задумывается тот. — Поменяемся? — протягивает мне карандаш со встречной улыбкой.
Чего же нет… Можно и поменяться! Только не покалечишь, нет? А то видел я, как ты клин давеча бросал… Здоровый мужик!
Ожидая в ответ банального силового приема, я невольно напрягаюсь, замахиваясь… И — зря!.. Легким движением тот уходит в сторону, пропуская меня, и в тот же миг чуть подталкивая. Удержаться на ногах мне помогает это самое «чуть» и деревянная опора, на которой держится верхняя полка. Иначе — растянулся бы на полу… Изящно, блин! Не ожидал!..
— Японский стиль? — возвратившись на место, уточняю на сей раз я.
— Дзюдзюцу… — удовлетворенно кивает он. — Искусство нашего врага… Всем спать, представление окончено! — Оглядывается, нахмурившись. — Час езды до линии фронта, а ну по полатям! — рявкает с притворным гневом.
Через мгновение вокруг пусто.
Дождавшись наглядных результатов внушения, Мищенко присаживается рядом.
— Все никак не возьму в толк, господин поручик, откуда вы… — подперев голову рукой, с прищуром смотрит мне в глаза. — Наблюдаю за вами со стороны, вы уж простите… Строевая подготовка у вас не кадровая, манера выражаться — необычна… Добавить сюда клин, повозку с пулеметом… Впрочем, нет-нет!.. — прячет усмешку в усы. — Я не спрашиваю, не подумайте. Так, домыслы…
Внутри меня происходит отчаянная борьба. Вот кому-кому, а тебе-то как раз и можно все рассказать, Павел Иванович. И даже нужно! Не Рожественскому, не Линевичу… Ты-то точно не станешь делать карьеру на послезнании, а как раз наоборот — грудью ляжешь за свое Отечество… По-другому не сможешь. От тебя таить не стал бы ни о революции, ни о судьбе царя с семьей. И, наверное…
Неожиданно для самого себя выдаю:
— Возьмете меня в свой рейд, ваше превосходительство? Что планируете перед генеральным наступлением?
Тот удивленно вскидывает брови:
— Вас?
— Меня. Там и расскажу все, наверняка. Если… — Язык предательски не дает выговорить фразу о возможной смерти.
Глубоко задумывается. Спустя минуту вполголоса нарушает молчание:
— Николай Петрович никогда не даст подобного разрешения. У меня строжайший приказ даже сегодня, на нашей стороне, беречь вас, как зеницу ока… Чего уж говорить о… — молча разводит руками. — Причины подобного поведения командующего мне неизвестны.
Конечная станция русской железной дороги забита составами до отказа. Крик, шум и суета китайского базара, помноженные на рев футбольного стадиона во время матча. Плюс отзвуки орудийной канонады, впервые услышанные мною здесь, на суше. Лошадиное ржание, громкая ругань, чьи-то громкие стоны… Грузчики-китайцы, плевавшие на приказ Линевича, и подгоняющие их злые офицеры, имеющие в гробу этот приказ, — тоже. И — люди, люди… Человеческое стадо в своей огромной хаотичной массе… Спрыгнув в эту толчею, я тут же засасываюсь в воронку кавказской, судя по говору, части. Оказываясь прижатым лицом к лицу к бровастому горбоносому орлу с кинжалом и буркой на плечах.
В упор налюбовавшись друг на друга с полминуты, мы так же неожиданно растаскиваемся в разные стороны, и я вновь оказываюсь среди своих.
ebooksa