Крысиная башня

22
18
20
22
24
26
28
30

Сейчас, сидя в кафе с бокалом коньяка в руке, Соколов думал о том, что Мельник отвечает за эти смерти не меньше, чем он. А может быть, даже больше. Соколову и в голову не пришло бы никого убивать, если бы не появился соперник.

Ведь от жизни и от женщин он хотел только одного — любви.

7

Мельник потерял сознание в тот момент, когда перед его глазами проплывал серый бок дорогой машины, которую он уже где-то видел. Он упал со ступеней ресторана на мостовую, но пришел в себя, еще не коснувшись земли, и успел подставить руку, чтобы не разбить лицо. Его темная фигура с размаху прорезала московскую вечернюю тьму, расшитую слепящими блестками фонарей.

Проходящая мимо женщина испуганно шарахнулась в сторону и выругалась осипшим от испуга, сдавленным голосом:

— Пьянь поганая!

Поднимаясь с колен и отряхивая расцарапанные об асфальт грязные ладони, Мельник понял, что привело его в сознание так быстро: крысиный укус. Теплая струйка крови стекала по шее за воротник. Укус саднил и наполнял Мельника злостью. Он поднял руку, чтобы стереть кровь, но пальцы его коснулись сухой и чистой кожи. Мельник внимательно рассмотрел их в свете ближайшего фонаря и не нашел ни пятнышка. Он горько усмехнулся: воображаемая крыса на его плече не умела кусать по-настоящему.

«Схожу с ума», — сказал себе Мельник и пошел к ближайшему метро. Его преследовали странные видения, от которых было невозможно сбежать. Серый бок машины. Соколов, жующий маленький кусок плохо прожаренной свинины. Рука Мельника на руке Соколова. Крыса. Обморок. Женщина обзывает его пьянью. Кровь. Дождь. Укус. Темнота.

Видения выныривали из подсознания одно за одним, Мельник был уверен, что между ними должна быть связь. Он старался удержать их в голове, подогнать одно к другому, но ничего не выходило, они отталкивались, как магниты.

Он приехал домой зверски голодный и потому был особенно рад, что теперь живет не один. Айсылу хлопотала на кухне, окна запотели изнутри. Пахло хлебом и мясом, алели на разделочной доске разрезанные сочные помидоры. Она не вернулась в Башкирию, и, поскольку шоу больше не платило за ее квартиру, Мельник предложил пожить у него. Айсылу согласилась — она все еще не оставляла надежды увидеть Пугачеву. Иринка, получившая расчет в «Ты поверишь!», устроилась на «Фактор А» и обещала добыть Айсылу приглашение в студию. Айсылу пригласила ее жить с ними, чтобы девочке не было страшно одной.

Когда Мельник вошел в комнату, Иринка гладила белье и как раз наклонилась, чтобы отложить в сторону аккуратно сложенные футболки. Ее черные волосы блеснули в свете люстры, согнутая спина показалась ему беззащитной и уязвимой, и именно это соединило кусочки пазла. Мельник понял, что происходит, и пошел обратно, к входной двери. Айсылу выглянула из кухни, взгляд ее был встревоженным:

— Слава, улым, покушай. Куда ты не поевши?

— Нужно идти, Айсылу.

— Не ходи один, — вдруг сказала она.

Мельник оглянулся и увидел, что она застыла в дверях кухни с ложкой в руках. С ложки на пол капал прозрачный жир.

— Человек сейчас умрет.

— Тогда я с тобой пойду. — Айсылу положила на место ложку, аккуратно повесила передник на крючок.

— Времени нет. Совсем нет.

Выйдя на Нижегородскую, Мельник поймал такси. Точного адреса он не знал, но водитель оказался сговорчивым, он вез туда, куда указывал Мельник: налево, направо, прямо. Такси гналось за серым, как призрак, дорогим автомобилем, в котором ехал убийца. Призрак был почти реален, но, когда Мельник попробовал указать на него таксисту, тот не увидел машины. Водитель немного побаивался своего пассажира, высокого широкоплечего мужчины со странным, пугающим взглядом. Когда начались пустыри, таксисту стало совсем страшно, но пассажир отпустил его, не причинив вреда, и даже заплатил. Купюра была в тысячу рублей. Водитель отпихивал ее, говоря, что сдачи нет. Ему хотелось скорее уехать — лишь бы уехать живым, но пассажир настоял. Тогда таксист схватил деньги и, едва дождавшись, пока мужчина покинет салон, рванул с места Резко, как на уроке экстремального вождения.

За пустырями мерцали похожие на звездные скопления окна многоэтажек. От них по неровной, покрытой засохшей травой земле шла Светлана — черноволосая, стройная тридцатилетняя, похожая на Настю женщина. Рядом с ней бежала Леди, взятая из приюта собака. Волосы Светланы поблескивали, отражая свет далеких фонарей, спина ее была бессильно ссутулена. Обе — и Светлана, и ее собака — чувствовали разлитый в воздухе страх, но женщина предпочитала убеждать себя, что нервы разыгрались у нее после телефонного разговора с матерью. Мать всегда умела довести ее до белого каления, до такого состояния, в котором хотелось общаться только с собаками и совсем не слышать людей. Она шла по пустырю прочь от домов, наслаждаясь быстрой ходьбой, тишиной, темнотой и отгоняя от себя прилипчивую, вызывающую дрожь тревогу. Леди тоже чуяла страх, он заставлял ее озираться и тихонько тянуть хозяйку домой.

Человек, который собирался убить Светлану, следил за ней с дальней кромки пустыря, нервно растирая ладонями замерзшие плечи. Как только Светлана вошла в плотную тень, куда свет окон и фонарей почти не проникал, человек бросился вперед и пошел по полю Широкими шагами, отрезая ей путь к отступлению.