Дело №346

Может, он и не лучший представитель человечества… А кто лучший? Явно не эта сутулая бабка, которая громко препирается с кондукторшей по поводу низких пенсий. И уж точно не этот парень, что сидит напротив. С таким-то бандитским лицом! Может, он и его приятель вообще сегодня ночью ограбили кого-нибудь или даже убили, иначе какого черта они делали ночью за городом? А вот сидят же, как ни в чем не бывало! Нет, пусть ему покажут, кто хороший, кто правильный! Хотелось бы взглянуть на этого человека, который судя по новым правилам, будет жить вечно. Только пусть не приводят в пример какого-нибудь Нобелевского лауреата или Человека Мира. Получай Егор Иванович такие премии, он тоже вел бы себя иначе: был бы щедрым, любезным, великодушным…

Все это были безусловно правильные, но бесполезные мысли. Толку от них никакого. Если сегодня от него решили избавиться, то бессмысленно искать себе оправдания. Все равно никому ничего не докажешь.

«Черт возьми, как хочется выпить!» – думал он, глядя на мелькавшие за окном высотки, и подумал, что теперь даже не может зайти в магазин и купить выпивку – никто не продаст алкоголь тому, кого – как же там говорилось? – ах, да! уничтожили на ментальном уровне, а проще говоря, покойнику.

Он сошел на остановке возле торгового центра и зашагал в «Улыбку».

Он-то был уверен, что в клинике безопасно. Там будет слишком многолюдно, слишком буднично для всякой мистической чепухи. И он не представлял, что его сослуживцы – люди ответственные и занятые – в разгар рабочего дня могут уйти с работы, чтобы не находиться с ним в одном помещении, потому что его, видите ли, уничтожили на ментальном уровне! Такое было просто невозможно. Егор Иванович чувствовал, что Круг никуда не делся, а только затаился, притих в ожидании.

Тучков взглянул на часы, понял, что его отсутствие уже не назовешь опозданием, скорее прогулом. Часы показывали четверть второго. Он заранее приготовился к неприятному разговору с шефом, потому что тот обязательно вызовет к себе и потребует объяснений. Нужно знать, что ответить. И Тучков решил: скажет, что проходил медобследование по поводу печени, сделает мрачное лицо, как будто получил неутешительные анализы и теперь сильно переживает. Шеф не станет трепать нервы человеку, которому вообще неизвестно сколько осталось. Придумывая эту маленькую ложь, Егор Иванович живо представил себе пятничную рабочую суету, пациентов с напряженными лицами, сидящих на кожаном диване в холле в ожидании неприятной процедуры, звуки работающих бормашин в кабинетах. Там ему непременно полегчает.

Через три минуты он уже ни на что не надеялся, потому что шефа на месте не оказалось. И не только шефа, но и остальных сотрудников. Всех, кроме администратора Кристины и гардеробщицы на первом этаже, которая заметив его в дверях, уставилась на него с изумлением.

Егор Иванович быстро, не здороваясь, прошел мимо вахты и поднялся на второй этаж. Еще на лестнице его насторожил голос Кристины, гулко раздававшийся на втором этаже, громко констатировавший, что все мужики – настоящие козлы и всем нужно только одно: затащить девушку в постель. Так она могла разговаривать, только если в холле не было посторонних. Это показалось ему странным. Поднявшись в холл, он с удивлением обнаружил, что кожаный диван для клиентов сегодня пустовал, и из кабинетов не доносилось ни звука. Он застыл, держась рукой за перила, не зная что делать дальше. Кристина кивнула ему из-за стойки ресепшина и предупреждающе выставила палец, чтобы он не приставал к ней с расспросами, бросила строго: «Секундочку! Важный разговор…», крутанулась на вертящемся стуле, и демонстративно развернувшись к нему спиной, понесла свою чушь дальше. Она не собиралась из-за Егора Ивановича прерывать интересную беседу.

Он еще мог развернуться и уйти. Но во-первых, треп администраторши, такой обыденный, такой пошло-реальный, притягивал его как магнитом, а во-вторых, в его кабинете, в пакете с зимней обувью, в правом ботинке, была припрятана заначка. А ему просто необходимо было выпить, необходимо расслабиться. Кто знает, как оно пойдет дальше? И он потихоньку, за спиной у Кристины, прошел в свой кабинет, по привычке нацепил белый халат, долго рылся в шкафу, нетерпеливо шуршал пакетами, чертыхаясь в пол голоса, – давно надо было навести здесь порядок! Пакет с заначкой он обнаружил почему-то под батареей, жадно припал к маленькой плоской бутылочке, почувствовал, что проклятый Круг становится едва ощутимым, словно растворяется в воздухе.

Теперь он сидел на стуле со стаканчиком в руке и пытался спокойно вникнуть в суть происходящего. Перебрав в памяти весь сегодняшний день, он решил, что его главное спасение – люди. Свои, посторонние – не важно! Важно, постоянно маячить у кого-то на глазах. Вчера на передаче тот человек (Егор Иванович уже не осмеливался называть его сумасшедшим) сказал, что есть граждане, которым удалось выжить, агентам помешали свидетели. Значит, шанс все же есть. Он только не понимал, как отличить агентов от простых людей. И хорошо бы все-таки вспомнить, где он видел этого человека раньше, это могло бы помочь разобраться, может быть, даже спастись.

Егор Иванович напряг слух и явно различил кокетливое хихиканье. Только этого не хватало! Он приоткрыл дверь и услышал капризный, выламывающийся голос Кристины:

– Нет, я не хочу мальчика! Они слишком активные. Я хочу девочку, они ласковые и гораздо спокойнее. И чтобы шерсть была светлая.

Егор Иванович на секунду обалдел от услышанного, но потом сообразил, что эта безмозглая телка выклянчила у болвана-поклонника собаку или кота. Но гораздо более важную информацию услышал далее:

– Нет, я не могу с тобой поехать. Освобожусь минут через сорок. Не знаю. Может быть. Посмотрим на твое поведение…

Егор Иванович вздохнул с облегчением: стало быть, в его распоряжении примерно сорок минут, может быть, чуть меньше – эта профурсетка никогда не отличалась пунктуальностью. Егор Иванович разглядывал ее в приоткрытую дверь, видел как она строчит кому-то сообщение по телефону, быстро перебирая пальцами. Это был единственный островок реальности, глупой, пошлой, но все-таки реальности, в окружавшем его безумии. Что если подойти к ней, заговорить? Так, ничего особенного, спросить, например, куда все подевались? почему нет ни одного клиента? что за день такой сегодня?

«Попробовать что ли?» – Егор Иванович открыл дверь пошире, шагнул в холл, медленно пошел к ресепшену. Круг проявился, окреп, двинулся навстречу островку реальности, соприкоснулся с ним, потеснил его, а потом выдавил. Администраторша подскочила на стуле, подхватила сумку, бросила, не глядя на Тучкова:

– Я ухожу. Полина все закроет. Привет!

Облокотившись на полку ресепшена, Егор Иванович постоял в раздумьи, послушал с тоской, как Кристина загромыхала высоченными каблуками по ступенькам, спустилась на первый этаж, громко что-то сказала гардеробщице. Потом раздалось мелодичное позвякивание – значит, она открыла дверь – и воцарилась тишина. И тут до Егора Ивановича дошло, что ему нужно бояться того, кто сам вторгнется в Круг, того, кому комфортно в Кругу, потому что он этот «кто-то» – сам часть Круга. Он не знал, кто это будет – мужчина или женщина, но он знал, что как только он или она явится, нужно бежать со всех ног, спасаться, ходить по улице, приставать к прохожим, к тем, кто избегает его, чтобы ни на минуту не оставаться одному. Тучков заторопился, вспомнив, что как раз сейчас совершенно один.

Он вернулся в кабинет, предварительно оставив дверь открытой. Так ему было спокойнее. Потом открыл шкаф, снял вешалку, чтобы повесить халат, а когда повернулся – сердце у него упало, и он едва не вскрикнул от неожиданности. Он вдруг понял, что опоздал со своими предосторожностями, что его страхи приняли реальные очертания и воплотились в шестидесятилетнюю женщину, которая сидела сейчас в зубоврачебном кресле и держала на руках спеленутого в цветастые тряпки младенца. За стеклами больших очков в грубой роговой оправе бегали воспаленные красные глазки, маленькое лицо с заостренным носиком, немного вытянутое вперед, напоминало крысиную мордочку, а из-за того, что женщина часто морщила нос, казалось, что она постоянно что-то вынюхивает. Он смотрел на нее сверху и видел ее макушку, с небольшой проплешиной, окруженной жесткими рыжеватыми волосами. Пеленки младенца, грязные, затасканные, выглядели подозрительно, и Егор Иванович почему-то был убежден, что внутри спит не потешный, вызывающий умиление карапуз, а мерзкий, отвратительный урод, на которого нельзя смотреть без содрогания, как раз под стать своей няньке.

Она была омерзительна. Тучков не только не смог бы лечить ее, не смог бы даже взять ее за руку. Она вызывала у него отвращение. И страх.