– Мешков. – она посмотрела несколько разочаровано, потому что конечно Мешков не шел ни в какое сравнение с Тургеневым.
– Хорошо, Иван Сергеевич.
– Вы хотели со мной поговорить?
– Да, если вы приходили насчет Егора.
– Именно. А к чему такая танственность? Вы не хотели, чтобы нас услышала ваша соседка?
– Ну, в общем, да. – она замялась. – Знаете, не слишком приятно, когда кто-то шушукается с милицией по поводу смерти вашего мужа. Ничего, что я говорю «милиция»? – спохватилась она. – Никак не могу привыкнуть.
– Ничего. – он улыбнулся. – Я сам никак не привыкну.
– Скажите, – вдруг сказала она, брезгливо сморщив нос, – вы ничего не чувствуете?
– Что именно?
– Запах.
– Запах? – переспросил Мешков.
– Запах, запах! – повторила она нетерпеливо, – Такой специфический неприятный … – и зачем-то понюхала свои руки.
Мешков с готовностью повел носом. Она смотрела на него с напряженным ожиданием.
– Ничего не чувствую, – откровенно сказал он.
К спорту эта женщина имела самое отдаленное отношение. Ярко-розовый плюшевый костюм уютно обтягивал пухлый животик и толстые короткие ножки. Волосы у нее были уложены в элегантную прическу, на носу устроились огромные очки в дымчатой оправе. Кроме того, на голове красовалась сверкающая заколка в виде бабочки, которая не подходила ни к возрасту, ни с спортивному костюму. Не смотря на все эти несоответствия, она производила приятное впечатление, и можно было смело поручиться, что в молодости она была женщиной-праздником.
Он спросил как ее имя.
– Виолетта Владимировна Пухлякова. – она застенчиво улыбнулась. И протянула руку. Мешков перехватил папку и протянул свою. Заметив этот жест, она засуетилась и пригласила его пройти на кухню.
– Давайте попьем чаю, – просто предложила она.
– Давайте. – Мешков стал разуваться, придерживая папку рукой.
– Проходите. Только знаете что, в комнате у меня собака, не пугайтесь, она очень смирная.