– Отвали.
– Надо идти. Почти пришли. – убеждал Коля.
– Ничего не пришли. Я спать хочу! – капризным, гнусавым голосом сказал Толя и дрыгнул ножкой.
Преодолевая сильное желание дать ему в зубы, Коля терпеливо сказал:
– Придешь домой и ляжешь.
– Ни хрена. – Толян упрямо мотнул головой. – Лягу здесь.
– Здесь нельзя. Пошли. Ты мне надоел.
– Почему бабам все можно, а нам ничего? Нет, ты скажи!
– Пошел ты…
– Вон, баба спит, и я могу!
– Какая баба? Где? Что ты городишь?
– Там! Спит баба. – Не оборачиваясь, Толя махнул рукой влево и назад, и от этого жеста сильнее покачнулся.
– Спит в красном платье. Я тоже хочу спать… – и добавил, – Ненавижу баб.
Одуревший от многочасовой пьянки и долгого отсутствия сна, с трудом поднимая веки, Коля посмотрел в указанном направлении. На большой куче мусора, мимо которой они прошли минуту назад, виднелось что-то красное.
Стряхивая сонливость, Коля немного подумал и сказал:
– Пойду гляну, что еще за баба… – и строго добавил, – Стой здесь.
Пошатываясь, он подошел к куче и действительно увидел яркое-красное платье и белеющую женскую ногу в золотистом босоножке. Второй босоножек валялся неподалеку.
Женщина лежала на куче мусора. Красное платье бесстыдно задралось до самого лица, обнажив кружевное белье, и почти закрыло черные пятна на шее. Начинало светать, и ее оголенные ноги казались ослепительно белыми, почти голубыми. Что она мертва, Колян понял, как только убрал с ее лица мусор и траву и наткнулся на остекленевший взгляд пронзительно ярких, голубых глаз, скошенных в сторону. Теперь, когда сбоку от нее стоял Коля, казалось, что она рассматривает пыльные Колины штаны.
Темные волосы свисали по бокам, в них тоже набился мелкий сор и трава. Рот у женщины был изумленно приоткрыт.
– Твою мать! – отшатнулся Коля, отдергивая руку от мертвого лица.