Этот приказ стал последним маячком. Закладкой. Или программкой — кому как нравится. Татьяна Филипповна, мало что видя вокруг, бегом добежала до фургончиков, закрылась в своём, уронила под ноги папку, рассыпав ворохом листы, и лихорадочно начала вытряхивать из чемодана вещи. Там, в потайном кармашке, вшитом под дно, лежала маленькая сумочка с наличностью. Была, правда, ещё банковская карта… Она, секунду подумав, сунула в сумку и карту.
В дверь застучали:
— Танечка, что случилось?
Как же её уже достала эта старая карга! Вот вернётся голос — надо срочнейшим образом хлопотать об ускорении постройки домов! Она вылетела из фургона, постаравшись толкнуть соседку дверью (ещё увяжется следом!), и понеслась к порталу — скорее, скорее! Весь ужас и мерзость ситуации теперь представлялся ей с отчётливостью необычайной. Это же надо, какие подонки! Провоцируют людей, нарочно, чтобы впоследствии вымогать с них деньги! В обязательном порядке следует написать докладную! Но сперва — китайский врач!
У портала толпилась куча народу, но цыган не было. Сердце Татьяны Филипповны ухнуло в самые бездны отчаяния! Она заметалась вдоль каменного полукружия, отделяющего равновременную зону от прочего мира. Как же так⁈
Земфира!!! Она выглянула с другой стороны рамки, призывно махнула рукой и скрылась за серебристо-голубым бортиком. Издав сдавленный сиплый крик облегчения, инспекторша забежала туда. В изнанке портала отражалась маленькая повозочка, запряжённая парой косматых лошадок.
Цыганка махала из открытой двери:
— Скорей! Охотятся на тебя уже! — глаза у неё были такие натуральные, что Татьяна Филипповна сразу поверила и влетела внутрь, заставив всю повозку заколыхаться.
Дверь захлопнулась.
— А кто?.. Кто охотится? — испуганно просипела она, озираясь на уже закрытую дверь.
— Эти, из Белого Ворона! Узнали, что ты целителя другого ищешь — вон, народу сколько нагнали! Всех про тебя расспрашивают! Сволочи! Принесла деньги?
— Д-да, конечно.
— Ай, молоде-е-ец! Счастье твоё, что успела. Скорей поедем к доктору! — словнов ответ на этот вскрик повозка качнулась и двинулась вперёд. — На́ вот пока, попей чайку, пока бежала, должно быть во рту пересохло…
Татьяна Филипповна почувствовала, что во рту у неё действительно до невозможности сухо, схватила чашку и сделала несколько жадных глотков. Земфира, внимательно следившая за убыванием жидкости в чашке, сделала сочувственное лицо:
— Ну что, много не хватает?
— Почти двадцать тысяч, — еле слышно просипела Татьяна Филипповна, теребя в руках сумочку.
Лицо цыганки умильно-масляно просияло (всё-таки сто пятьдесят тысяч на дороге не валяются!):
— Ну, это ничего, скинемся! Поможем!
Татьяна Филипповна не успела рассыпаться в благодарностях, как стенки фургона вдруг потемнели и начали оплывать. Улыбка цыганки сделалась огромной, как у чеширского кота, закрыла собой всё пространство, от одной стенки повозки до другой. Поблёскивая золотыми зубами, она расползалась всё шире и шире, превращаясь в ночь, в которой вместо звёзд светили острые как у акулы золотые зубы.
22.СЛЕДСТВИЕ