Журналюга

К тому же выдавали на руки всего по пять книг и при этом строго следили за соблюдением сроков возврата (за нарушение которых вполне могли лишить читательского билета). Объемные, трудные тексты следовало читать очень быстро (буквально проглатывая за пару-тройку часов), но еще следовало запоминать имена главных героев, их отношения и знать основные перепетии сюжета. В общем, тот еще гемор…

Но это еще не все: помимо отечественной и зарубежной литературы, отнимающей кучу времени и сил, имелся еще целый ряд предметов, ради которых приходилось очень серьезно напрягаться — тупо сидеть и зубрить учебники. Да и просто во втором семестре лекций и семинаров существенно прибавилось: в весеннюю сессию надо было сдать уже шесть экзаменов и десять зачетов. И никто не обещал уже снисходительного отношения за ударный труд на картошке, как это было во время зимней сессии.

Зато в новом, 1981-м году, появились и некоторые положительные моменты: Паша чаще стал видеться с Ингой — нередко пересекались во время занятий в университете. Здание факультета — старое, небольшое, учебных аудиторий относительное немного, все студенты на переменках — как на ладони. К тому же — фактически один буфет на всех, и в нем точно можно было встретить кого угодно.

Пару раз ему даже удалось увидеться с Ингой после занятий — сходить с нею в кино. Отношения с девушкой оставались пока что на прежнем уровне: обнимались, целовались, но дальше дело никак не шло. Однако Паша не спешил — лучше медленно, но верно. Он чувствовал, что Инга от него уже никуда не денется…

Между тем наступил март, пришла настоящая весна. Она в этом году оказалась очень ранней, все потекло и дружно растаяло уже в начале месяца. Восьмое марта выпало на воскресенье, и Паша решил встретить Международный женский день с Майей. Само собой, с Сашкой с Ленкой тоже (куда ж теперь без них?). В который уже раз прокрутили старую, проверенную программу: свободная квартира — праздничный стол — танцы — короткий, бурный секс — проводы девушек домой. Понедельник также был выходным (за счет переноса воскресенья), и Паша наконец встретился с Ингой в удобной, интимной обстановке…

Оказалось, что у нее есть бабушка, которая пару дней назад по бесплатной профсоюзной путевке уехала в пансионат для ветеранов труда (на целых три недели), и ее комната в коммуналке оказалась свободной. Туда его Инга и пригласила (причем позвонила сама!).

Паша купил, само собой, букет алых роз (по бешеной праздничной цене — пять рублей), бутылку вина и поспешил на свидание. Встретились у метро «Студенческая» — бабушка жила неподалеку в старом сталинском доме. В двухкомнатной коммунальной квартире проживал еще один сосед — тихий, скромный алкоголик, но он никому не мешал.

Выпили с Ингой вина, поговорили об университете, немного послушали музыку, а потом Паша приступил к более активным действиям. Инга нисколько против этого не возражала и вела себя, как уже вполне взрослая, опытная женщина (что, в общем-то, было неудивительно). Она с охотой предавалась любовным утехам, сама отвечала на ласки, только просила, чтобы Паша соблюдал известную осторожность (чтобы обойтись без ненужных последствий). Он, естественно, всё сделал, как надо. Короче, оба остались вполне довольны и решили, что можно встретиться еще пару-тройку раз (пока бабушка не вернулась из пансионата).

* * *

Промелькнул апрель, прошли майские праздники (три дня гуляли на 1–2 мая и еще два — на День победы), снова началась сессия (теперь — весенне-летняя). Опять — книги, учебники, конспекты… С одной стороны, всё было уже хорошо знакомо и привычно, не требовало такого большого напряжения, как в прошлой жизни, но с другой — стало уже немного надоедать. Когда по второму разу проходишь один и тот же предмет, к тому же — довольно скучный, неинтересный… Но программа есть программа, и ее приходилось осваивать целиком, без выбора и вариантов. Мнения студентов по поводу того или иного предмета (а также лектора), разумеется, никого не интересовало, ребят просто ставили перед фактом: у тебя в этом семестре будут такие-то и такие-то лекции и семинары, будь любезен их посещать.

Конечно, все что-то втихаря прогуливали, но — аккуратно и смотря по обстоятельствам. Некоторые преподаватели, к примеру, требовали, чтобы учащиеся посещали все их лекции и просили показать на экзамене конспекты, другие же относились к этому более спокойно и либерально, за посещаемостью особо не следили, но зато на экзаменах гоняли, что называется, по полной программе, спрашивали не только по билету, но и по всему прочитанному курсу.

И тут уже одним учебником было не обойтись, приходилось срочно искать нужные записи у ребят с курса… В общем, и так было нехорошо, и этак — плохо. Выручало лишь то, что подготовка теперь шла значительно быстрее (за счет прежних знаний, а также за счет того, что он сам стал намного собранней и организованней), поэтому появилось небольшое личное время, которое он в основном тратил на встречи с Майей и Ингой. Причем с первой он виделся все реже и реже, а вот со второй — наоборот, все чаще и чаще. Что вполне было предсказуемо и ожидаемо…

Слава богу, Паше удалось как-то отвертеться от общественной нагрузки и остаться рядовым студентом, ничем особо не занятым и ни к чему важному не привлеченным. Некоторые ребята с курса, как, например, тот же самый Кравец, буквально носом землю рыли, чтобы продвинуться по комсомольской линии — стремились попасть в комбюро курса, а еще лучше — сразу факультета. Считалось, что это очень поможет в будущей карьере и при распределении. Но Паша твердо знал: твоя общественная деятельность во время учебы почти ни на что не влияет. На третьем-четвертом курсах они будут проходить практику в газетах, вот там и следовало зарекомендовать себя — показать, что ты умеешь писать острые, интересные, злободневные статьи, можешь найти новую тему и способен взять интервью у нужного редакции человека. Именно по этим показателям (плюс ум, коммуникабельность, оперативность, собранность, деловитость) тебя и будут оценивать будущие коллеги по работе. А не по твоей комсомольской активности и количеству собраний, которые ты провел или на которых выступил с докладом.

Говоруны и любители поруководить имелись в каждой редакции, а вот умных, талантливых, толковых людей было мало. Их вообще всегда и во все времена у нас не хватало… Как и тех, кто способен терпеливо, упорно тянуть лямку нудной, скучной, выматывающей ежедневной работы в самых, казалось бы, непрестижных отделах небольших районных газет и заводских многотиражек. Известно: каждый молодой журналист мечтает написать гениальную статью и быстро прославиться, но очень мало кому это удается, абсолютному большинству приходится заниматься серой текучкой, которая не приносит ни славы, ни денег, ни хотя бы удовлетворения. Но такова уж жизнь, детка, и не нам ее менять… Как написал один очень хороший поэт, «жизнь такова, какова она есть, и больше — никакова».

Паша это очень хорошо знал — более сорока лет журналистского опыта за плечами, а вот его нынешние сокурсники — видимо, нет. Вот и лезли, отталкивая друг друга локтями, на разные общественно-комсомольские должности. Потом, когда они поработают немного в реальной журналистике, покрутятся, пооботрутся, заматереют, неизбежно наступит прозрение — поймут, что надо было жить совсем по-другому, заниматься совсем другим делом, но будет уже поздно…

Этим, кстати, и объяснялся тот факт, что из всех выпускников журфака МГУ лишь менее половины сохраняли через пять-семь лет верность своей профессии, большинство находило себе другой род занятий. Становились кем угодно (вплоть до водителей такси и продавцов), но только чтобы не работали в газетах и журналах… Но верно было и обратное: в СМИ нередко приходили люди без соответствующего образования и вскоре становились очень хорошими журналистами — если имели талант и желание работать. Все-таки способность к творчеству никак не были связана с образованием, это нечто совсем другое — то, что даруется, как принято говорить, свыше…

Вот такие рассуждения были у Паши, когда он готовился к сдаче очередной сессии. А впереди было лето — два месяца полной свободы, которые он намеревался провести весело и с большой для себя пользой…