Большая книга ужасов — 40

22
18
20
22
24
26
28
30

«Но Анка живая, – напомнил себе Миша. – Пока живая. И останется живой, как и Гулька…»

Миша заставил себя коснуться Анкиной ладони и поразился, насколько она холодная. И спросил:

– Почему?

Анка молчала.

– Почему ты не хочешь снять с Гульки проклятие?! – Миша сжал девичьи пальцы так сильно, что Анка вскрикнула от боли, и тьма в ее глазах стала менее плотной. – Ты должна его снять! Именно ты!

Курбанова сказала:

– Она предала меня.

– Нет, – Миша отрицательно покачал головой. – Это не Гулька. Это Ирка Овчаренко, ты же слышала.

Анка молчала.

– Ты слышала наш телефонный разговор?! Это Ирка! Поняла, нет? Ирка!

Стекло затрещало, Миша бросил взгляд на окно, и ему подурнело: он снова не видел улицы, так тесно жались друг к другу слуги Хозяйки ночи. Почему-то они казались Мише и страшными, и жалкими. Он старался не вспоминать, что когда-то все они были людьми.

Если верить Дикой кошке.

И ее ожившей сказке.

Миша больше не смотрел на окна – желание бежать отсюда прочь, наплевав и на Анку, и на Гульку, становилось нестерпимым.

И правда, чего ради он тратит здесь время и нервы? Кто они ему, эти глупые девчонки? Дед воевал ради друзей, это можно понять и принять…

И все же он не мог уйти.

Проклинал себя, но…

Миша рассматривал Анкино лицо – обычное девчоночье лицо, ничего особенного, как говорится, таких десять на дюжину. И глаза ее снова светлели, в них возвращалась голубизна. Только у самых зрачков радужки словно паутиной затянуло, никогда Миша такого не видел…

Миша осторожно сжал Анкины пальцы и упрямо повторил:

– Гулька не предавала тебя. Не предавала! И даже Ирка не предавала. Она просто глупо пошутила.