Сквозь обволакивающее забытье услышал он Юлькин голос. Мальчик с трудом приоткрыл глаза и повернул голову. Проворно перебирая локтями и коленками, Юлька ползла к нему.
– Кирилл, ты жив?
– Не уверен, – он осторожно покрутил головой, пульсирующая боль заставила его застонать. Кирилл вспомнил, что, падая, хорошо приложился головой о косяк. Держась за стену, он встал на ноги и бросил взгляд на картину. Карменсита вернулась на место.
Юлька сидела возле отца Дмитрия и тихо плакала. Тонкая струйка крови, сбегавшая из уголка рта священника, образовала на полу небольшую лужицу.
Стараясь не трясти головой, Кирилл склонился над отцом Дмитрием и уверенно заявил:
– Не плачь, он дышит.
– Смотри.
– Ох, ты! – сквозь стиснутые зубы выдохнул мальчик.
– Из бока священника торчала серебряная рукоять стилета.
– Как у нас со светом?
– Никак, – мрачно ответила Юлька. – Эта гадина все лампочки взорвала, – она покосилась на картину. Даже в темноте было видно, что лицо и платье Карменситы испещрено рваными, с обуглившимися краями, дырами.
– Что это? – Кирилл вплотную приблизился к картине.
Крестик, брошенный Юлькой, шнурком зацепился за завиток рубинового колье. Крошечный кусочек шнурка исчезал в полотне, под тяжестью крестика он мог в любой момент выскользнуть.
– Наверное, это удерживает ее, – Кирилл указал на крестик. – Пока он не выпал, надо вытащить отца Дмитрия.
– А это не опасно? Ведь он ранен.
– Опасно. Раненого лучше не трогать. Но оставлять его здесь еще опаснее. Берись с другой стороны.
Они ухватили отца Дмитрия за рясу и, пыхтя и обливаясь потом, вытащили из квартиры.
– Надо звонить деду, – сказал Кирилл, вытирая пот со лба.
– А телефон-то там! – Юлька указала на дверь.
– Лицо мальчика посуровело.