— Ты сможешь их сориентировать? — Сартаков стал кашлять, понятно, что он заболел. — Встретить, например?
— Да, конечно!
— Ну, тогда я дам тебе их телефон и ты им позвонишь?
— Так точно — позвоню!
Созвонившись со «специалистами» я направил их в Бобруевское, а сам спустился вниз, на первый этаж, уговаривать Садовского вернуться, и уже оттуда после вновь придти на место с екатеринбургскими ГБ-истами.
Не смотря ни на какие уговоры Садовского я настаиваю на том, чтобы остаться на даче одному, пока он будет ходить туда-сюда до села и обратно:
— Ты ж здесь дуба дашь! — причитает Садовский — а дальше что? Я вернусь в село, встречу твоих друзей — и что? А согреться, поесть, посидеть в тепле?
Но я не возражаю против этого:
— Пока я тут буду все подробно осматривать, ты и посиди с этими ребятами, и чайку пивни… ты вообще — сможешь привести их засветло?
— Ну а почему бы и нет?
— Я тут тоже не буду отдыхать, вот, шторы сниму эти нелепые, чтобы светло было, свет включу!
Садовский еле уговаривается, и я его провожаю до ворот, откуда он по лестнице снова перелезает через забор — но на сей раз в обратную сторону:
— Если что — звони! — кричит он мне уже с другой стороны — я мигом! Приду раньше твоих товарищей на место, и к их приезду уже буду готов возвращаться!
— Хорошо-хорошо! — кричу я ему в ответ, несколько, признаюсь, растроганный таким участием капитана, что даже машу ему рукой. — До скорого!
Тогда Садовский, опираясь на лыжную палку, уходит, постоянно проваливаясь в снег, по следам, оставленным нами еще недавно, но уже в противоположном направлении.
Я же какое-то время занимаюсь тем, о чем говорил с Садовским — одергиваю в доме Пашкевичей шторы, где-то снимаю их с гвоздей и канцелярских кнопок, потом включаю в доме свет. Я был прав — электричество было выключено именно на распределительном щитке. Затем, какое-то время сморю маленький старенький телевизор, что стоит в одной из комнат на первом этаже, и уже после, посмотрев передернутые помехами новости «Первой Кнопки» — начинаю клевать носом, пока не засыпаю, впрочем, как мне показалось потом — ненадолго.
Мне снился полет валькирий под соответствующую музыку Вагнера.
Я как бы видел себя со стороны, заснувшего в кресле в небольшом дачном домике, а вокруг, заглядывая в окна и желая достать и растерзать меня — летали эти чудовища, совсем отдаленно напоминающие женщин, чудовища, у которых вместо крыльев — ошметки рваных и грязных одежд, временами безобразно залатанных, вместо глаз — горящие холодным огнем бриллианты, их рты были набиты человеческой плотью, так что кровь стекает по веками немытым шеям, их зубы — словно отполированный металл, острые и длинные, когти — длинные, грязные но толстые.
Валькирии витали вокруг домика, в котором я был, и агрессивно завывали в предвкушении новой жертвы. Они хватали дом за стены и раскачивали его, так что он стонал, кряхтел и чуть было не перевернулся!
И облака, похожие на сильно разбавленное водой молоко застряли в их лохмотьях, и снежбуря следовала за ними!