— Если бы! Они сознательно, целенаправленно несовершенны — ты понимаешь, о чем я?
— Догадываюсь, смутно.
— А вот лучше бы было, если бы представил все четко, как оно и есть на самом деле — думай только о себе, береги себя, свое здоровьичко, и, если сможешь — встань хоть на ступень, но выше.
— Можно подумать, будто мы все и не живем так, как ты говоришь…
— Ты? Ты — нет, не живешь. Ты, как мне кажется, законченный идеалист!
Я смеюсь:
— С определенного момента думал, что я реалист и очень практичный человек.
— Это только кажется — на самом деле ты просто пытаешься подавить в себе идеалиста, и, может быть, еще хуже — романтика.
— Ну так и что ты предлагаешь?
— Убей его…
— Кого???
— Убей в себе романтика. Освободись от него, или он тебя подведет под топор.
Я выбрасываю окурок в снег, и он, упав, в снегу становится дымящимся табаком вверх, как труба:
— Ах! — всполошился я — извини! Я намусорил…
Когда же я уже нагибаюсь за окурком, чтобы его взять, Сергей меня останавливает:
— Да перестань ты! Тут убирают два раза каждый день — в десять утра и в шесть вечера.
За всей этой суетой, пока у меня еще есть время до отправки в МОГКР (в Маленькую, но очень Гордую Кавказскую Республику) я не забываю иногда, по вечерам после работы заезжать к маме в гости.
Как-то раз одним таким вечером я рассказываю маме о том, что мне предстоит поездка в дальние края, немало удивляясь тому, что ее, кажется, это не удивляет:
— Мам, — говорю я — тут где-то через месяц, наверное, мне придется уехать в ближний, так сказать, зарубеж.
— Да? — отвечает мама глядя в телевизор и жуя финик — даже на новый год дома не будешь?