— Сделать тебе кофе? — спросил он. Голос у него, впрочем, был такой, будто он спрашивал у незнакомки который час.
Амти мотнула головой, прошла к холодильнику, взяла стакан и налила себе молока. Некоторое время они сидели друг напротив друг за столом, за которым обычно готовили, а не ели.
— У тебя усы от молока, — сказал, наконец, Шацар.
— Да. Спасибо, что сказали, — быстро ответила Амти. — Это очень важно.
— Да. Вопрос не только гигиены, но и…
— Эстетического впечатления.
— Хотя во Дворе это не так важно.
— Во Дворе да.
Они резко, почти одновременно замолчали, Шацар уставился в свою чашку, а Амти — в свой стакан. И неожиданно Амти поняла — Шацару неловко и некомфортно. Сейчас Амти ярко и безошибочно узнала в нем аутичного мальчишку из дома у маяка. Беззащитного перед звучащей речью и не понимающего, чего хотят от него другие люди.
Это неожиданное понимание уязвимости Шацара, понимание, что этого человека, которого она считала воплощением всесильного зла, могла смутить необходимость говорить с кем-то наутро после секса, насмешило Амти.
Шацар снова сосредоточенно размешивал в кофе давно растворившийся согласно всем естественным законам сахар. Амти не удивилась бы узнав, что Шацар и вовсе не любит сладкое, просто ему нравятся водовороты в чашке, когда размешиваешь сахар.
— Господин Шацар, — позвала Амти. Он поднял на нее взгляд, в котором мелькнуло беспокойство. Только на секунду, единственная и быстро растворившаяся искорка.
— Я, — продолжила Амти. — Вчера вам сказала кое-что про…
Она облизнула губы, потом быстро добавила:
— В общем, вы, наверное, помните. Так вот, это правда.
— Я не сомневаюсь, — сказал он.
— Что вы… думаете об этом?
Он помолчал, потом отставил чашку и сказал:
— Как и почти любой мужчина, отчасти я горд. Думаю, это биологически обусловленная радость существа, сумевшего оплодотворить самку и продолжить свой род.
— Фу! Не говорите об этом так!