Крысиный волк

22
18
20
22
24
26
28
30

— Если честно — да, — промурлыкала Эли. Пока Амти мерила температуру, Эли покрывала ногти черным лаком. От усердия она высунула по-кошачьи розовый кончик языка, сморщила нос.

— Но серьезно, — сказала она, потом выругалась, потому что кисточка скользнула за край ногтя, пачкая кожу. — Чем ты болеешь?

Если бы Амти знала. Чем хуже она себя чувствовала, тем больше и глубже были желания, заставлявшие ее бояться себя.

— Может быть, я не Инкарни Страха?

— Ты — Инкарни Страха.

— Но даже сейчас мне хочется тебя придушить.

Эли пожала плечами, не отвлекаясь от своей кропотливой работы. Кончик ее языка мазнул по губам и исчез во рту. Докрасив ноготь, она сказала:

— Потому что я тебя бешу.

— Ты меня не бесишь.

— Я всех бешу, тебя тоже. И все тебя бесят, ты просто боишься в этом признаться. Лучше скажи, чем ты болеешь?

— Я откуда знаю? Мне кажется, я теряю свою личность. Мне кажется, что внутри меня есть что-то большое, непознаваемое и желающее разрушить всю мою жизнь. Я уверена, что оно хочет убивать и…

Эли отложила лак в сторону, дернула градусник.

— Тридцать семь и три, — сказала она.

— Я думаю, я умираю, — ответила Амти. Ногти на одной руке у Эли были накрашены, а ногти на другой красовались обгрызенными кончиками. Амти взяла ее за запястье, коснулась губами кончиков ее пальцев.

— Хорошо, что ты не сделала это с другой рукой, — сказала Эли. — А то я бы врезала тебе.

Но когда Амти взглянула на Эли, то увидела, что щеки ее залила краска. Амти спросила:

— Когда я умру, где вы меня похороните?

— Знаешь, что сказал бы Мелькарт? Здесь оставим, будешь гнить.

— Нет, серьезно. Я хочу, чтобы ты хранила мои рисунки. И передала их дальше своим детям, и…

— У меня не будет детей.