— Надо же! Наша резидентура действительно получает девяносто процентов данных прямо из открытых источников информации, — еще искреннее улыбнулся Баев.
Ульхт брезгливо поморщился:
— Это не принципиально — мы будем не диссертацию писать, а заниматься практическими аспектами применения этих, с позволения сказать, магических практик. С целью повысить эффективность идеологической работы, боеспособность соединений и самое главное — разработкой, я подчеркну специально для Генриха Францевича, сугубо практических методик, позволяющих эффективно противостоять воздействиям магического характера и наносить упреждающие удары по массовому сознанию гражданского населения потенциального противника! Благо, информации у нас для этого предостаточно…
Когда Ульхт закончил свою речь, Корнев стандартно завершил инструктаж:
— Товарищи, будьте добры зайти в канцелярию, подписать документы о неразглашении — это раз, ознакомиться с рабочими материалами — это два. Там же получите необходимую литературу — это три. На адаптацию, так сказать, и обработку литературы у вас имеется трое суток. Материалы из здания Управления, понятно, выносить нельзя — будете в канцелярии прямо работать. Какие проблемы с бытом у иногородних возникнут — ко мне обращайтесь без обиняков или к начхозу Управления, Дмитрию Агеевичу. А по остальным вопросам — к товарищу Ульхту. О точном времени следующего инструктажа вас информируют дополнительно, — Ульхт быстро вышел, словно ему не хватало воздуха в просторной комнате, а остальные начали двигать стулья, — а вас, Прошкин, я попрошу остаться.
Прошкин остался. Корнев взял его под локоток и повел по длинному коридору к своему кабинету, по дороге вводя в истинный курс дел:
— Ты, Николай, человек у нас проверенный. Ну, оступился раз — не без того. С любым бывает — время, тем более, смутное… За что честь такая нашей области и группа эта — понять не могу. Хоть и не дурак. Вон, аттестацию намедни прошел, — на петличке Корнева действительно красовалась новая шпала. — Был бы дурак — сам понимаешь, где был бы. Публику прибывшую ты видел. Ох, и не нравится мне вся эта возня! Положиться мне не на кого. Вот разве что на тебя. Потому и ходатайствовал о том, чтобы тебя в эту группу включили — мотивировал: мол, раз в нашей области группа числится — так хоть одного местного товарища в нее включите. Так что будешь моим и глазом, и ухом. Сейчас я тебе исхлопотал по одному давнему делу в Москву командировку — так дуй туда, и всех, всех — слышишь, всех, кого можешь, на ноги поставь и узнай буквально все про этих кадров да про саму затею… Только тихо так — неофициально… Времени у тебя — три дня, до следующего инструктажа, на машине Управления поедешь. Созвонись отсюда с соучениками по Академии, денег в бухгалтерии возьми и кати. Очень на тебя рассчитываю…
С этими словами Корнев как раз уперся в дверь своего кабинета и скрылся за ней, хлопнув Прошкина на прощание по плечу, а сам Прошкин — без особого, впрочем, энтузиазма — поплелся в бухгалтерию.
2
По Москве Прошкин летал как соленый заяц. Хотя и не был уверен, что такой заяц может летать. Зато много интересного выяснил. То есть, при других условиях, всего этого осторожный Прошкин предпочел бы и не знать. Да и сейчас помочь такое знание ему лично помогло мало. Вот разве что Корнев, который Прошкина не в пример умнее, оттого и поставлен над ним начальником, увидит в этой разрозненной информации какую-то путеводную нить…
Поэтому, вернувшись в Н. Прошкин, не раздеваясь, помчался на пригородную тренировочную конюшню, где его ждал изнывающий под бременем ответственности Корнев — чтоб общаться на природе и без посторонних ушей.
— Излагай, — коротко сказал Корнев.
И Прошкин изложил.
В прядке возрастания важности.
Профессор Борменталь — невинная жертва
Профессор Борменталь пал жертвой недоразумения. Любой сотрудник НКВД может в дружеской обстановке про десяток подобных казусов рассказать. Даже позабавнее. Хоть и сам Прошкин.
Борменталь мирно окончил Петербургский университет, политической активностью не отличался, все время посвящал научным изысканиям — то в полевых экспедициях, то в библиотечных залах. Читал лекции студентам. Строчил статьи. Пока…
Пока некий модный в Москве драматург по фамилии Булгаков не написал пьесу самого что ни на есть антисоветского содержания. Прошкин этой гнусной пьесы, разумеется в глаза не видел, а только письма бдительных граждан просматривал. Так вот — был в той пьесе персонаж по фамилии Борменталь. И по имени — Иван Арнольдович. Врач. Приспешник кровавого хирурга — антисоветчика. Вот бдительные граждане и обратили внимание компетентных органов на удручающее сходство фамилий. Но крепка социалистическая законность, и со временем в казусе разобрались. Профессора, не имевшего отношения ни к литературе, ни к антисоветской деятельности, отпустили. И включили в группу, чтоб меньше по Москве околачивался и знания свои с большей пользой для общества употреблял.
Корнев от такой истории рассмеялся, вытащил из закромов бутылку водки и плеснул себе и Прошкину в граненые стаканы — с почином!
Ульхт Йозеф Альдович — человек загадка
ebooksa