Сегодня, придя к старику, я сказал ему первоначальную причину моего появления сюда: невеста моя, Рита, не то что хворает, а бледнеет и скучает.
Он вскочил, как укушенный.
— Твоя невеста хворает, она слабеет, бледнеет; есть у нее рана на шее? — вскричал он.
Ноги у меня подкосились… Я не мог выговорить ни слова…
— Отвечай, есть рана? Как же ты мне сказал, что не нашел гробов отца и матери, ты солгал мне, ты выпустил «его»! — кричал старик, бешено тряся меня за плечи. Откуда у него сила взялась.
Тут я очнулся.
— Доктор, погодите, с моего приезда никто не только не умер в замке, но и не хворал, — наконец мог я выговорить.
— А в деревне?
— И там не было покойников. Повторяю, клянусь, я не видел нового склепа, — сказал я серьезно и веско.
Доктор несколько успокоился и пробормотал:
— Слава Богу, я ошибся. Быть может, правда, что здешний горный воздух не годится для здоровья такой южанки, как твоя Рита. Поезжай. Через день я приеду в замок как друг твоего отца. И ты только устрой, чтобы я мог видеть шею твоей невесты.
— Это не трудно, доктор: Рита любит и всегда носит открытые платья. Она знает отлично, что шея ее прелестна.
И вот только придя домой, я вспомнил эпизод с розовой сердоликовой булавкой…
А что, если?.. Господи, спаси и помилуй! Альф, а если… боюсь выговорить… если все правда… если Рита… Альф, ради всего святого приезжай.
Спешу домой, что-то там? Ах я дурень, сидел здесь, а что там, что…
Жду тебя.
Д.
Письмо двадцатое
Не нахожу слов, благодарю тебя, что приедешь! Теперь мне не страшно, ты будешь со мной.
Спешу тебя порадовать, у нас все спокойно. Правда, Рита слаба и бледна, но она ни на что не жалуется.