Вампиры. Сборник,

— Февраль — везде одинаково холодно, дожди и туман.

— Не везде, мистрис Барнэй! В прошлом году я был в это время далеко на юге и помню, как там было светло и тепло, — возразил Зенон.

— В Италии? — спросила Дэзи, садясь около него.

— Да, в Амальфи за Неаполем. — И он с увлечением стал рассказывать о чудных солнечных днях, о теплых лазоревых морях, усыпанных искрами солнца, о лимонных рощах, зреющих по амфитеатру гор под голубым небом. Он рисовал нежные дали, где по ясному небу и тихому морю несутся красные паруса, как крылья неведомых птиц; описывал острова, подобные прозрачным изумрудам, заливы среди зеленых, покрытых плесенью и плющом скал, как бы вкрапленные в цельные громадные куски бирюзы; старые умершие башни с зелеными ящерицами и снежно-белыми чайками; тихую, сладостную жизнь этих позабытых побережий, где даже смерть никому не страшна, потому что приходит как вечерний сумрак, и смежает усталые от яркого блеска глаза; где нет фабрик, где нет шумных городов, нет хаоса человеческой жизни, грызни из-за каждого куска, где чувствуется истинная радость существования, где в сердцах людей царят добрые божества Греции вместе с Мадонной, вечной хранительницей человеческой доли.

Он говорил долго, совершенно забылся, увлекся, поддался порыву охватившей его внезапно тоски. Он был растроган, голос его притих, и глаза были влажны от слез.

Все слушали не перебивая, уносясь мечтой в чудные видения, а Дэзи, гладя черный лоб пантеры, смотрела на него и как бы сквозь него на те далекие волшебные горизонты; странно-тоскливая улыбка расцвела на ее горячих губах, и синие глаза, как те далекие моря, покрылись солнечной паутиной меланхолии, а по бледному чудному лицу проплывали легкие тени внезапно расцветшей тоски. Мечты, и желания, и страстный немой зов пробуждались в ней, она была как глубокая вода, на поверхности спокойная, но бурная в глубине, и сквозь зеркальную гладь вставали, как призраки, черты таинственного дна.

— Вы так увлекательно рассказываете, что мне захотелось познакомиться с этими чудесами.

— Вам? Но ведь вы видели чудеснейшую сказку нашего мира — Индию!

— Всегда больше влечет то, чего еще не знаешь.

— Но оно может также и разочаровать.

— О нет, я бы на все глядела вашими глазами — глазами поэта, — а под этим углом зрения все кажется чудом и волшебной сказкой.

Слова эти, произнесенные особенным, гипнотизирующим тоном, ошеломили его как невыразимо-сладостный удар; он поднял на нее благодарные, ослепленные глаза, взгляды их встретились и утонули друг в друге, как две сияющие бездны. Вдруг пантера зевнула, спрыгнула на пол и, оскалив страшные зубы, поползла к его ногам.

— Не бойтесь, я за нее ручаюсь.

Ба положила тяжелую голову ему на колени. Он опасливо притронулся к ней — она была без намордника, и красно-зеленый блеск ее глаз будил невольный страх.

Дэзи, шепча какие-то ласковые слова, стала гладить ее по спине и при этом склонилась перед ним так низко, что он почти касался губами ее медных волос. Перед его глазами была белая шея, отделившаяся от воротничка; он охватил ее взглядом, желая найти следы бичевания, но пантера грозно зарычала, и Дэзи, быстро выпрямившись, поймала направление ее глаз.

— Тише, Ба!.. Она все знает, все предчувствует и готова мстить за каждую обиду, причиненную мне, — произнесла Дэзи с ледяной улыбкой, пронзая его дикими, острыми как нож глазами.

Зенон не понял слов, но почувствовал, что они относятся к нему и грозят ему.

Он невольно встал, глубоко задетый этим.

— Мисс Дэзи, я вас не обидел ни единым словом, — покорно шепнул он.

— Бывают взгляды более оскорбительные, чем самые грубые слова.