Вампиры. Сборник,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, нет! — шептал Джо, погружаясь в раздумье.

Постепенно стало смеркаться; уличный грохот смолкал, отдалялся; в тумане зажглись огни, просвечивая сквозь неподвижные, окутанные серой дымкой деревья.

Зенон спал спокойно и крепко. Слабый и пугливый огонек у его кровати горел в темноте золотым пятном; вся квартира постепенно погружалась в тяжелый, непроницаемый мрак.

Джо запер двери, опустил оконные шторы и долго стоял, глубоко сосредоточенный, тихо молясь, как всегда перед сеансом, затем пошел в первую комнату и сел на полу около камина, прислонившись спиной к стене. Все двери между комнатами были раскрыты, портьеры отдернуты, и в глубине квартиры ему была видна фигура спящего.

Он присел, подогнул ноги, чтобы уйти в самого себя, не разрывая в то же время единства, явиться в двух нераздельно равных видах двуединой сущности. Это были подготовительные опыты Джо, которые он производил с железной последовательностью под влиянием и руководством Магатмы.

Сразу стал он неподвижен, точно окаменел. Несмотря на неудобную позу, в которой он сидел, он ни разу не пошевелился, не дрогнул от боли, медленно преодолевая тело, убивая впечатлительность. Он собирал в одну точку рассеянные мысли, заключал их в одно безумно сильное желание: увидеть самого себя.

Тщетно в глубине мозга возникали какие-то случайные воспоминания, тщетно шумной вереницей образы, очертания лиц и голоса врывались в его сознание, он убивал их, сбрасывал на самое дно забвения, все больше овладевал собою, впадая в сознательно вызванную каталепсию.

Широко открытые глаза глядели неподвижным стеклянным взглядом, напрягаясь в страшном ожидании видения.

Он медленно выходил из себя, освобождался от телесных уз, неумолимо бичевал собственный труп, когтями воли вырывал из себя свою душу, создавая из нее другую — свою собственную и только самому себе видимую и ощущаемую — жизнь.

Часы проходили медленно, тихо, незаметно, передвигались, как ночной сон по слепому зеркалу, возникали, не существуя вовсе, приходили из неизвестных глубин и умирали не удержанные памятью; часовой механизм вызванивал их, когда их уже не было или когда они еще не наступили, они создавали все, сами не становясь ничем и отмечая свой туманный путь тоской и грезами, иногда слезами, а иногда и смертью…

Город спал тяжелым сном изнемогших от труда камней, овеянных беспокойными мечтами. Глухая ночь глядела слепым лицом на застывший мир.

Зенон не просыпался. В квартире царило сонное молчание, только иногда тишина и мрак говорили неуловимой тенью необъяснимого, шептали давно умершими звуками и красками. Робко являлась какая-то затаенная жизнь, казалось, что мертвое живет, стены шепчут, бронзовые статуи жалобно поют, точно души стонут, блуждая вокруг своих телесных воплощений. Казалось, что медь говорит жалобным голосом, а из раковин, лежащих на камине, исходит тоскливый шум далеких морей, купающихся в солнце просторов и пляшущих чистых глубин. Иная жизнь — жизнь предметов — дрожала во тьме.

Тьма всегда скрывает страшные явления, ночь имеет свою вечную тайну.

Одиночество и тишина открывают иногда неведомую глубину, старые зеркала начинают говорить, показывая все то, что когда-то отразилось в них.

Все существующее имеет свою душу, обреченную на молчание, имеет свою тайну.

Джо сидел, окаменев от величайшего напряжения воли. Он был только сном, зачинающим самого себя, — вне своего «я».

Его окутывала тишина медленно умиравших часов, он ничего не замечал, пронизанный до глубины страстным желанием. Его согнутая, переломленная на четыре части фигура начинала всплывать на поверхность мрака легкой фосфоресценцией и сияла голубоватым мерцанием. Из глаз его струился холодный синий свет, а из пальцев зажатых рук, из волос и из всех суставов выделялась светлая пыль — и весь он лучился.

Вдруг он дрогнул и как бы еще сильнее напряг мечту — вот забрезжила перед ним какая-то тень, в черной бездне закружился туманный рассеянный контур, колыхнулся, как пламя, медленно возникая, принимая человеческий образ и становясь неподвижным. Джо видел, как кто-то сидел напротив него с устремленным вперед взглядом.

Он понял, что свершилось желанное чудо: он видел самого себя, сидящего с подогнутыми ногами, сосредоточенного и неподвижного, смотрел в свои глаза и в свое лицо, точно его отражение вышло из зеркала и село напротив него.

Он покачнулся, сознание его на одно мгновение подернулось каким-то туманом, и когда он снова пришел в себя, он не мог понять, где он находится и который из этих двоих он.