— Девочки, хватит умничать, — прервал ее голос мужа. Наши мальчики подошли к столу с нажаренным мясом.
— Закон всех времен, — философски отозвался Костя. — Пока мужчины в поте и мыле носятся по лесам за мамонтом, женщины у пещеры сплетничают и врут, что не отходили от очага.
Мы с Люсей одновременно повернули головы к Колчановскому, и Шурик закрыл его собой.
— Дамы, минутку внимания, — заговорил адвокат дья… шефа. — Прежде, чем вы растерзаете моего подзащитного, а я хочу заметить, что в корне с ним не согласен и даже понимаю всю глубину вашего гнева, и даже поддерживаю, но! Я хочу довести до сведения уважаемого суда, что мой подзащитный имеет тяжелую травму. Еще в раннем детстве он вывалился из колыбели, ударился головой и теперь дурак. Это диагноз, уважаемый суд, и он неизлечим. Дурак — это судьба, дамы. Прошу быть снисходительными к моему подзащитному и сохранить ему хотя бы голову.
— Зачем дураку голова? — спросила я. — Мы лучше оставим ему правую руку.
— И левую ногу, — отозвалась Люся. — Для красоты. Этакий шахматный порядок. Что скажете, достопочтимая коллега?
— Мне нравится ваше чувство прекрасного, коллега, — ответила я. — Остальное к черту.
— Совсем всё? — округлил глаза смертник.
— На ваше усмотрение, коллега, — деловито произнесла Люся, повернувшись ко мне.
Я вздохнула и призналась:
— Это сложный выбор. С одной стороны, вроде некая часть приговоренного может оказаться полезной в хозяйстве. А с другой — есть ли смысл плодить дураков?
— Хочу заметить, достопочтимый суд, — поднял руку Шурик, — дурь у моего подзащитного приобретенная. Родился он вполне здоровым, почти вундеркиндом, и если бы не злосчастное падение, он бы сейчас стал лауреатом Нобелевской премии. На генетическом уровне всё чисто. Предлагаю произвести отъем нижней правой конечности, левой верхней и головы. Остальное можно оставить.
— Иезуиты! — обозвал нас с Люсей Колчановский и уселся за стол. — А ты, — он нацелил палец на Александра: — подлиза и подкаблучник. Я оскорблен до глубины души, но, — взгляд шефа остановился на мне, — раскаялся, осознал и прошу снисхождения. Я был в корне не прав: мамонта загнать — ерунда, а вот языком чесать целый день — это настоящий труд и искусство. Ни одной мозоли — это высокий уровень мастерства. Женщины обучались этому с доисторических времен.
— Не надо ему размножаться, — мрачно произнесла Люся.
— Да, нужно рубить это дерево под корень, — согласилась я. — Плодоносить оно всё равно не будет.
— Прости, друг, я сделал всё, что мог, — развел руками Александр. — Поешь хоть напоследок, бедолага. Всё равно потом без головы это сделать будет затруднительно.
Костик склонился к Шурику, прикрыл рот ладонью и громко прошептал:
— Я беру на себя одну из достопочтенных, ты вторую. Мы меня спасем, хотя бы часть. Только не расколись.
— Я нем, как могила, — заверил его адвокат.
— Vive les hommes! — провозгласил Колчановский, подняв вверх кулак.
ebooksa