Четыре. История дивергента

22
18
20
22
24
26
28
30

Он бросает мне фляжку, и я осушаю ее, не обращая внимания на то, что горький, как яд, алкоголь жалит мое горло. Мы направляемся к «Спайру».

* * *

Дверь открывает Тори. На ней – мужское белье и футболка, волосы закрывают левую часть лица. Она удивленно моргает. Очевидно, мы разбудили ее, но она не кажется раздраженной – только слегка ворчливой.

– Пожалуйста, – просит Амар. – Мы играем в Вызов.

– Ты уверен, что хочешь, чтобы уставшая женщина делала тебе татуировку, Четыре? Она не смоется, – бурчит Тори.

– Я тебе доверяю, – отвечаю я.

Я не собираюсь отказываться от вызова, особенно после того, как все остальные выполнили свои задания.

– Хорошо. – Тори зевает. – Чего только не сделаешь ради своей фракции. Сейчас вернусь, мне надо надеть штаны. – Она закрывает разделяющую нас дверь.

По дороге сюда я голову сломал, пытаясь понять, какую татуировку я хочу и в каком месте. Я не мог решить – мысли путались. И сейчас не лучше. Спустя несколько секунд Тори возвращается уже в штанах, но еще босиком.

– Если у меня будут неприятности из-за того, что я включила свет в ночное время, я буду утверждать, что ко мне вломились вандалы. И я назову их имена.

– Понял, – киваю я.

– Здесь есть черный ход. Проходите за мной, – говорит Тори, подзывая нас.

Я следую за ней в темноте через прибранную гостиную. На кофейном столике валяются листки бумаги, испещренные рисунками. Некоторые сделаны небрежно и просто, как большинство татуировок, которые я когда-либо видел, а другие – сложнее, со множеством деталей. По-видимому, Тори – лихое воплощение художника. Я торможу у стола. На одной из страниц изображены символы всех фракций, но без колец, которые обычно их соединяют. Снизу – дерево Товарищества, из его корней появляется глаз Эрудиции и весы Правдолюбия. Над ними – руки Альтруизма, они словно баюкают пламя Лихачества. Кажется, что символы произрастают друг из друга.

Остальные лихачи прошли мимо меня. Я поторапливаюсь, чтобы догнать их. Кухня Тори тоже выглядит безупречно, несмотря на устаревшую технику, ржавый кран и холодильник, дверцу которого придерживает большой зажим.

Открытая задняя дверь кухни ведет в узкий сырой коридор. Я бреду по нему и попадаю прямиком в тату-салон. Я бывал здесь раньше, но никогда не переступал его порог, будучи уверенным, что у меня нет причин, чтобы протыкать собственное тело иголкой. Зато теперь, я думаю, у меня есть одна причина. После того как я сделаю татуировку, не только лихачи, но и я сам буду видеть нового себя каждый раз, глядя на свое отражение в зеркале.

Комната завешана рисунками. Стена у двери полностью посвящена символам Лихачества, некоторые – угольно-черные, некоторые – цветные и едва узнаваемые. Тори включает свет над одним из кресел и складывает инструменты на поднос рядом. Лихачи садятся на скамейки и стулья вокруг нас, как будто собираются смотреть представление. Мое лицо горит.

– Основные законы татуажа, – начинает Тори, – чем меньше твоя жировая прослойка или чем ты костлявее в месте нанесения татуировки, тем больнее тебе будет. Первую картинку стоит набивать… я даже не знаю, на руке или…

– Или на заду, – предлагает Зик, фыркнув от смеха.

Тори хмурится.

– Обычно первую татуировку там не делают. Да и последнюю тоже.

Я кошусь на парня, который бросил мне вызов. У него – непроницаемое лицо. Я понимаю, чего он ждет и на что надеются они все – что я набью что-нибудь маленькое на плече или на ноге, – то, что легко спрятать. Я бросаю взгляд на стену с символами. Один из них меня особенно привлекает – искусное изображение пламени.