Четыре. История дивергента

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ага, по тебе видно, – говорит Зик, ухмыляясь. – Нет ничего страшного в том, чтобы плохо себя чувствовать.

– Ты прав, – соглашаюсь я и заставляю себя доесть еду, хотя теперь она напоминает по вкусу пыль.

Если уж я начинаю сходить с ума, то хотя бы наберу в весе, в основном мышечную массу. Странно, что теперь я занимаю столько места, хотя раньше я привык быть незаметным. Это добавляет мне немного сил и решимости.

Мы с Зиком убираем свои подносы. По пути в Яму младший брат Зика (я запомнил, что его зовут Юрайя) подбегает к нам. Он выше Зика. На его ухе – повязка, которая прикрывает новую татуировку. Обычно он выглядит так, будто вот-вот расскажет шутку. Но не сейчас. Он чем-то потрясен.

– Амар, – начинает он, слегка запыхавшись, – Амар… – Он качает головой. – Амар умер.

Я издаю смешок. Я понимаю, что это неподобающая реакция, но ничего не могу с собой сделать.

– В смысле? Что значит «умер»?

– Сегодня утром одна женщина нашла рядом со «Спайром» чье-то тело, – тараторит Юрайя. – Его только что опознали. Это Амар. Он… наверняка…

– Прыгнул? – уточняет Зик.

– Или упал. Никто не знает, – разводит руками Юрайя.

Я подхожу к тропинкам, ведущим к Яме. Обычно я почти прижимаюсь к стене во время подъема из-за боязни высоты, но теперь я вообще не думаю о том, что делается внизу. Я несусь мимо бегающих, кричащих детей и людей, которые толкутся у магазина. Потом я поднимаюсь по лестнице, свисающей со стеклянного потолка.

В холле «Спайра» собралась целая толпа, и я вынужден проталкиваться сквозь нее. Кто-то бросает мне вслед проклятия или пихает меня локтем в ответ, но я практически ничего не замечаю. Я прохожу к порогу комнаты, к стеклянным стенам над улицами, которые окружают лагерь Лихачества. Снаружи прямоугольный участок ограничен полицейской лентой, на тротуаре виднеется темно-красное пятно. Я долгое время смотрю на него, пока не начинаю понимать, что это – кровь Амара, которая пролилась от удара о землю.

Я разворачиваюсь и ухожу.

* * *

Я знал Амара не так хорошо, чтобы скорбеть о нем. В моем понимании скорбь – это то, что я чувствовал после смерти матери. Тоска мертвым грузом падала на меня, мешая прожить еще один день. Я помню, как останавливался, выполняя простые задачи, чтобы передохнуть, и забывал к ним вернуться. Я просыпался посреди ночи со слезами на глазах.

Я не рассматриваю смерть Амара как нечто подобное, но я чувствую горечь каждый раз, когда вспоминаю, как он дал мне имя и как защищал меня – «зеленого» неофита. Но в основном я чувствую злость. Я точно знаю, что его смерть имеет отношение к Джанин Мэтьюз и оценке его симуляции страха. А значит, так или иначе, в гибели Амара виноват еще и Эрик. Он подслушал наш разговор и сообщил все лидеру своей бывшей фракции. Эрудиты убили Амара. Но остальные считают, что Амар спрыгнул или случайно упал. Что ж, такого поступка вполне можно ожидать от лихачей.

Сегодня лихачи проводят панихиду. Все пьяны уже к обеду. Мы собираемся у пропасти, Зик передает мне чашку с темной жидкостью, и я одним глотком осушаю ее до дна. Когда успокоительный напиток обжигает горло, я начинаю покачиваться и передаю обратно пустую чашку.

– Правильное решение, – бормочет Зик, уставившись на емкость. – Пойду возьму еще.

Я киваю и слушаю гул пропасти. Похоже, Джанин Мэтьюз поверила, что мои необычные результаты – элементарный программный сбой. Но что, если она просто притворилась? Вдруг она явится за мной, так же как пришла за Амаром? Я пытаюсь запихнуть эту мысль в какой-нибудь темный угол моего сознания и хорошенько спрятать ее – от себя самого. На мое плечо ложится темная рука со шрамами. Рядом со мной – Макс.

– Ты в порядке, Четыре?

– Да, – отвечаю я, и я действительно не вру.