Все пустóты должны умереть, – сказал я себе. Я знал, что поступаю правильно, но легче от этого не было.
Я толкнул дверь, и она с визгом захлопнулась. Помощник Бентама продел огромный висячий замок сквозь ее ручки, а затем отошел к пульту и начал вращать ручки настроек.
– Ты поступил правильно, – прошептала мне на ухо Эмма.
Шестерни начали поворачиваться, поршни задвигались, сама машина ритмично загудела, сотрясая всю комнату. Бентам с довольным видом улыбнулся и радостно захлопал в ладоши, счастливый, как школьник на каникулах. И тут из отсека раздался крик. Ничего подобного я в своей жизни не слышал.
– Вы сказали, ей не будет больно! – закричал я на Бентама.
Он обернулся к помощнику и заорал на него:
– Газ! Ты забыл об анестезии!
Помощник поспешил повернуть еще один рычаг. Из-под щели под дверью отсека заструился белый дымок. Крики пустóты мало-помалу затихли.
– Вот теперь она ничего не чувствует, – пробормотал Бентам.
На мгновение я пожалел, что в будке моя пустóта, а не Бентам. Постепенно оживали все новые части машины. В трубах над нашими головами послышался плеск. Клапаны под потолком зазвонили, как колокольчики. В недра машины начала капать черная жидкость. Это было не машинное масло, а нечто гораздо более темное и едкое. Это была жидкость, которую пустóты вырабатывали почти беспрерывно, которая сочилась из их глаз и стекала с зубов. Их кровь.
С меня было довольно. Меня начало тошнить, и я вышел из комнаты. Эмма поспешила за мной.
– Ты в порядке?
Я даже не надеялся, что она поймет мою реакцию. Я и сам ее не понимал.
– Все нормально, – успокоил я ее. – Это было необходимо.
– У нас не было другого выхода, – кивнула она. – Мы уже так близко.
Бентам, хромая, вышел из комнаты.
– ПТ, наверх! – скомандовал он и упал на подставленные лапы медведя.
– Она работает? – спросила Эмма.
– Скоро узнаем, – ответил Бентам.
Моя пустóта была связана, усыплена и заперта в железной будке. Я спокойно мог отлучиться, но прежде, чем уйти, я остановился у двери.