Возраст огромного белого кита-кашалота из южных морей никому не был известен. Он не замечал ни старения, ни проходящего времени. Ему были ведомы лишь гулкие морские пучины и редкие люди, которые вонзали в него гарпуны, пока он не поворачивался к ним и не разрушал их судна.
Лоскутный человек Виктора Франкенштейна тоже не замечал проходящего времени. Он не знал, сколько проспал на вершине мира, равно как и не мог знать земное время.
Когда загадочное второе солнце поднялось вместе с видимым сдвигом северной полярной шапки, немного потеплело. Создание продолжало твердить себе, что увиденное им невероятно, что второго солнца не может быть, что это просто хитрая оптическая иллюзия. Но он был слишком несчастен, чтобы долго размышлять над этим феноменом.
Он перебивался сушеным мясом, которое принес с собой из Сибири в кармане своей куртки. У него было мало сил, чтобы выполнять физические нагрузки, а циркуляция жизненно важных жидкостей замедлилась до такой степени, что он все время пребывал в полубессознательном состоянии. Глаза обманывали его – впереди высоко поднимался горизонт, изгибаясь вверх и в сторону в разных направлениях, будто его носило по краю огромной тарелки и он медленно и вяло катился к ее дну. Ничего из этого он не был в состоянии объяснить.
Замерзший, он дремал, приютившись в ледяной глыбе. Вдруг под ним все задрожало. Он моргнул, смутно осознавая, что что-то не так, а затем окончательно проснулся, увидев и услышав множество брызг у кромки воды. Грохот рушащегося льда заставил его подняться на четвереньки. Завороженный, он смотрел, как прорыв воды надолго зависает в воздухе, прежде чем медленно и тяжело упасть обратно в море.
Очарование сменилось паникой. Он понял, что происходит.
Лед ломался. Он очень долго разворачивался, затем сделал два шага и с рыком упал в снег, который неожиданно превратился в зыбучие пески. Он упал и пополз вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как ледяная глыба разрушилась, превратившись в порошок. Выступ, на котором он стоял, сильно наклонился и начал скатываться по внешней стороне глыбы. Голые стенки расщелины сотрясали воздух миллионами мучительных и кричащих звуков. Гигант, казавшийся незначительным карликом на фоне происходящего, упал навзничь. Его дыхание больно отозвалось в легких.
Он заставил себя подняться на локтях и втянул холодный, леденящий воздух в измученную грудь. Мир за его стиснутыми кулаками словно проседал, а затем скрылся из виду. Спустя мгновение облака ледяной морской воды, словно гейзер, вылетели из пропасти. Выступ установился и покатился, возвращая устойчивость.
Создание повернулось и стало отползать от пропасти. Он не останавливался, пока не дошел примерно до середины нового айсберга. Там он присел на корточки, трясясь и цепенея от ужаса.
Он видел, как пропасть раскрывается в нескольких дюймах от него.
Он смотрел в пасть смерти, которой так желал. И не чувствовал никакого соблазна.
Он проклял жизнь за ее упорство. И снова проклял человека, из-за чьих исследований таинства жизни не мог просто лечь, уснуть и позволить холоду Арктики забрать его.
Он не мог не думать о своей невосприимчивости к смерти. Интересно, что бы случилось, если бы он бросился в эту трещину, когда выступ отломался? Разумеется, раздавило бы его между скользящими глыбами. Но…
Позади него раздался еще один грохот. Он повернул голову и увидел, что большая часть айсберга скрылась под водой.
«Все равно, – подумал он, копаясь в кармане в поисках куска мяса. – Лед растает, и меня выбросит в море. Интересно, смогу ли я утонуть».
Хотя его и не прельщала перспектива выяснять это.
Он снова впал в свое почти сомнамбулическое состояние. Съел сушеное мясо, растопил во рту снег, чтобы утолить жажду. Окончательно он пришел в сознание, только когда трясущийся айсберг разбудил его грохотом и ревом разрушения. Солнце, которое он знал всю свою жизнь, которое он всегда считал
Он развлекал себя этим зрелищем между короткими перерывами на сон. Ему больше ничего не казалось странным – ни статичное солнце, ни отсутствие горизонта. Он был жив и попал в ловушку на тающем айсберге. Он был в Аду.
Только начав различать очертания берега в небе, он снова почувствовал удивление. В это время вечного дня, меньшего сна и большего ужаса, пока масса айсберга уменьшалась, вид небосвода и земли, что стояла на краю, наполнял его благоговением и вселял колеблющуюся надежду, которую не могли прогнать ни голод, ни физические страдания, ни страх.
Он был жив, но одного этого было мало. Этого всегда было мало.
ebooksa