Монстры Лавкрафта

22
18
20
22
24
26
28
30

– Просто все закончилось.

– Да уж. Иногда я об этом жалею.

– Я тоже много о чем жалею, – заметил я.

Она откинулась на сиденье, открыла сумочку, достала сигарету и зажгла ее. Затем опустила стекло. Она помнила, что я не люблю сигаретный дым. Мне никогда не нравился табак. Из-за него ты терял свой запах, от тебя плохо пахло, да и твое дыхание оставляло желать лучшего. Я ненавидел, когда моя одежда пахла табаком.

– Ты единственный, кому я могу об этом рассказать, – призналась она. – Единственный, кто выслушает меня и не подумает, что я под кайфом. Понимаешь, о чем я?

– Разумеется, детка.

– Ты считаешь, у меня не все в порядке с головой?

– Не-а. Ты, конечно, говоришь немного странно, но не так, как будто ты выжила из ума.

– Как будто пьяна?

– Нет. Как будто тебе приснился нехороший сон и ты хочешь кому-нибудь его рассказать.

– Ближе к истине, – заметила она. – Это не совсем так, но гораздо ближе, чем наркотики, виски или вино.

Алма Мэй жила на окраине города. Ее дом был единственной радостью в ее жизни. Это был не особняк, а маленький домик, компактный и светлый днем, покрашенный в ярко-желтый цвет с темно-синей отделкой. В свете луны он тоже смотрелся неплохо.

Алма Мэй работала без сутенера. Он не был ей нужен. Ее знали в городе, и у нее были свои клиенты. Однажды она сказала мне, что все они были надежными людьми.

Белые парни из другого места, из города Тайлер составляли где-то третью часть ее клиентов. Кроме клиентов, у нее была умершая мать, сбежавший отец и брат Тути, любивший путешествовать, играть блюз и выпивать. Ему всегда было что-то нужно, и Алма Мэй, несмотря на свои проблемы, умудрялась достать ему все необходимое.

Это была еще одна причина, почему нам с ней пришлось разбежаться. Этот брат был уже взрослым мужиком, жившим с их матерью и позволяющим кормить его с ложечки. Когда мама умерла, он, можно сказать, обанкротился. Алма Мэй заменила ему маму, поставляя ему виски и печенье, даже купила ему гитару. Он жил на ее деньги, полученные от клиентов, и его это нисколько не беспокоило. Но кое-что я должен признать. Этот парень отлично играл блюз.

Когда мы зашли в дом, Алма Мэй отколола шляпку от волос и пустила ее по комнате в кресло.

Она спросила:

– Хочешь чего-нибудь выпить?

– Не откажусь, если это будет что-то не слишком слабое, и ты нальешь это в грязный стакан.

Она улыбнулась. Из гостиной я наблюдал, как она прошла в кухню и взяла бутылку с мойки. Когда она наклонилась, я увидел, как ее платье плотно облегало задницу. Она взяла с полки стаканы и вернулась с одним уже наполненным. Мы немного выпили, все еще стоя, облокотившись на дверную раму между гостиной и кухней. Наконец мы сели на диван. Она опустилась на дальний край, чтобы я не забывал, зачем мы пришли. Она сказала: