Монстры Лавкрафта

22
18
20
22
24
26
28
30

Всего лишь очередной конец света

Нил Гейман

День выдался так себе – я проснулся голый, живот скрутило, в общем, чувствовал я себя ужасно. По тягучему и металлическому свету, от которого болела голова, я понял, что наступил день.

Комната в буквальном смысле замерзла: на внутренней стороне окон появился тонкий слой льда. Моя простыня была разорвана когтями, а в кровати осталась шерсть животного. И я от нее чесался.

Я подумывал проваляться в постели всю неделю – превращение всегда меня утомляло. Но приступ тошноты заставил меня выбраться из кровати и поторопиться в крохотную ванную.

Как только я подошел к двери, у меня снова скрутило живот. Я вцепился в дверной проем. Пот лился градом. Возможно, это был жар. Я надеялся, что не слягу с температурой.

Спазмы были очень острыми. Голова кружилась. Я рухнул на пол и, прежде чем сумел поднять голову над унитазом, начал блевать.

Меня рвало зловонной желтой жидкостью, в которой оказались: собачья лапа (возможно, принадлежавшая доберману, но я мог ошибаться, поскольку не был собачником); помидорная кожура; нарезанная кубиками морковь и кукуруза; куски сырого, наполовину прожеванного мяса и кое-что еще досадное – довольно маленькие, бледные пальцы, очевидно, детские.

– Черт.

Спазмы уменьшились, и меня перестало рвать. Я лежал на полу. Изо рта и носа текли вонючие слюни, а на щеках высыхали слезы, которые обычно появляются при рвоте.

Почувствовав себя немного лучше, я достал из лужи блевотины собачью лапку и детские пальцы и выбросил их, смыв в унитаз.

Включил кран, прополоскал рот соленой инсмутской водой и сплюнул в раковину. Как смог, вытер оставшуюся блевотину мочалкой и туалетной бумагой. Затем включил душ и стоял под горячей водой, как зомби.

Я намылил все тело и голову. Пена посерела – настолько я был грязным. Волосы слиплись от чего-то, похожего на высохшую кровь, и я тер голову мылом, пока не отмыл. Я стоял под душем, пока вода не стала ледяной.

Под дверью лежала записка от моей хозяйки. В ней говорилось, что я задолжал ей арендную плату за две недели, что все ответы были в Книге откровений, что, возвращаясь сегодня утром домой, я сильно шумел и что она была бы признательна, если бы в дальнейшем я вел себя тише. В записке также говорилось, что когда Старшие Боги поднимутся со дна океана, все отбросы Земли, все неверующие, все никчемные люди и бездельники будут уничтожены, мир очистится льдом и глубинными водами. Дальше хозяйка посчитала нужным напомнить, что еще при заселении она выделила мне полку в холодильнике и было бы неплохо, если бы впредь я ею и ограничивался.

Я скомкал записку, бросил ее на пол рядом с упаковкой от Биг-Мака, пустыми коробками от пиццы и давно испортившимися кусками, собственно, самой пиццы.

Пора было идти на работу.

Я уже две недели жил в Инсмуте, и этот город мне не нравился. Он пропах рыбой. Это был маленький городок, в котором легко было ощутить клаустрофобию: на востоке его окружали болота, на западе – утесные скалы, а в центре располагалась бухта, где гнило несколько рыбацких лодок и которая даже на закате не могла похвастаться живописным видом. Однако это не помешало яппи[7] приехать в Инсмут в восьмидесятых и купить рыбацкие дома с видом на бухту. Но несколько лет назад они уехали, бросив свои дома медленно разрушаться.

Жители Инсмута обитали везде – и в городе, и в его окрестностях, и в трейлерных парках в промозглых домах на колесах, которые никогда никуда не ездили.

Я оделся, натянул ботинки, плащ и вышел из комнаты. Моей хозяйки нигде не было видно. Это была низенькая пучеглазая женщина, которая почти со мной не разговаривала, зато оставляла мне подробные записки на дверях и в других заметных местах. В ее доме вечно пахло вареной морской едой – на плите всегда кипели огромные горшки, в которых варились то многоногие чудища, а то и вовсе существа без ног.

В доме были и другие комнаты, но в них никто не жил. Ни один здравомыслящий человек не ездит в Инсмут зимой.