Монстры Лавкрафта

22
18
20
22
24
26
28
30

– Из чистого серебра, да? – Я улыбнулся.

Лысый морщинистый мужчина, с которым он играл, покачал головой и прохрипел что-то грустное. Затем подвинул ферзя и прокряхтел что-то еще.

В Инсмуте полно таких людей.

Я заплатил за виски и оставил доллар чаевых на барной стойке. Бармен снова погрузился в чтение и не обратил на это внимания.

На улице пошел снег, и мне на волосы и ресницы стали ложиться крупные мокрые снежинки. Ненавижу снег. Ненавижу Новую Англию. Ненавижу Инсмут. Здесь негде уединиться – а если такое место и есть, то я его еще не нашел. Тем не менее из-за работы мне приходится переезжать с места на место чаще, чем хотелось бы. Из-за работы и еще кое-чего.

Я прошел пару кварталов по Марш-стрит, на которой, как и на большинстве улиц Инсмута, некрасиво сочетались постройки в стиле американской готики восемнадцатого века, невысокие здания из бурого песчаника конца девятнадцатого и сборные дома из серого кирпича конца двадцатого. Я добрался до уже закрытой закусочной, подающей жареную курицу, поднялся по каменным ступеням рядом с магазином и открыл ржавую металлическую дверь.

Через дорогу находилась винная лавка, а на втором этаже работал хиромант.

На металле кто-то нацарапал черным маркером: «Просто умри». Как будто это было так просто.

Лестница была из необработанного дерева. На опадающей штукатурке виднелись пятна. Комната, служившая мне офисом, располагалась наверху.

Я никогда не задерживаюсь надолго на одном месте, поэтому мне не приходится указывать свое имя золотыми буквами на стекле. Оно было от руки написано заглавными буквами на листке картона, прикнопленном к двери.

ЛОУРЕНС ТЭЛБОТ. КОРРЕКТОР.

Я открыл дверь и вошел в офис.

Осмотрел свой кабинет. В моей голове пронеслись прилагательные «обветшалый», «мерзкий», «убогий» – но отступили, слишком слабые, чтобы его описать. Внутри было довольно невзрачно – письменный стол, офисное кресло, пустой шкаф, окно с потрясающим видом на винную лавку и пустой кабинет хироманта. Из магазина, что находился внизу, исходил запах старого топленого масла. Интересно, давно ли закусочную заколотили досками? Я представил, как в темноте на каждой поверхности подо мной копошатся черные тараканы.

– Таким вы представляете себе мир, – послышался низкий мрачный голос. Он звучал так низко, что мне показалось, будто он раздавался у меня внутри.

В углу кабинета стояло старое кресло. Сквозь налет старины и слой жира, копившийся годами, виднелся оставшийся на обивке пыльный рисунок.

В кресле сидел толстый мужчина. Его глаза были все еще плотно закрыты. Он продолжал:

– Мы смотрим на наш мир в замешательстве, с чувством неловкости. Мы считаем себя учеными, попавшими на тайное богослужение, одинокими людьми, заключенными в мирах за пределами нашей фантазии. А правда гораздо проще – в темноте есть сущности, которые желают нам зла.

Он сидел запрокинув голову. Кончик его языка выглядывал из уголка рта.

– Вы читаете мои мысли?

Мужчина в кресле медленно и глубоко вдохнул. Его дыхание отозвалось у него в горле. Он был действительно огромным, а его короткие пальцы напоминали выцветшие колбаски. На нем было плотное старое пальто, некогда черное, а теперь неопределенного серого цвета. Снег на его ботинках еще не успел полностью растаять.