Монстры Лавкрафта

22
18
20
22
24
26
28
30

Барнабас Марш был неземным существом, причем очень сильным, обладал знаниями, которым было много веков. Керри продолжала говорить с ним, пытаясь преодолеть эту пропасть между ними, – как она делала всегда. Независимо от вида животного, у нее всегда имелся способ наладить контакт. Это было что-то, к чему она могла приспособиться, – образ, звук, оттенок вкуса, какое-нибудь обостренное чувство, переполнявшее ее. И как только она восстанавливала равновесие, она использовала этот ключик, чтобы открыть дверь к дальнейшим возможностям.

Керри говорила с Маршем о море, что было самой очевидной темой, потому что, несмотря на различия между ними, у них было много общего. В них обоих была вода и соль, и оба они зародились в воде и соли – просто он был ближе к исходному состоянию, только и всего. Вскоре Керри почувствовала влияние приливов, направление течения, холодную и влажную силу тяжести, манящую ниже, ниже, ниже к еще большим глубинам, затем уравновешивающее усилие давления, и там, где когда-то можно было оказаться раздавленным, теперь было уютно… холодный кокон, который был и одеялом, и всем миром, покалывающим ее кожу и приносящим вести из тысячи государств в каждом направлении…

И вдруг, вздрогнув, она поняла, что это не она выбирала тему моря.

Она только следовала за ним. Хотел этого Марш или нет.

Керри смотрела в его холодные, нечеловеческие глаза, не зная, что именно таится в них, пока ей не стало казаться, что в них было только море. Море было всем, о чем он думал, чего хотел и что имело для него значение. Он чувствовал настолько сильную тоску, что она всерьез засомневалась, что ей удастся пробиться сквозь нее, чтобы узнать, что же такое особенное происходит сейчас. Приближение чего они все чувствовали сейчас так же, как и пятнадцать лет назад.

Неразрывно связанные, они, несомненно, чувствовали одно и то же. Но сначала им нужно было вернуть себе море.

* * *

Так продолжалось всю оставшуюся часть дня и с другими заключенными, сменявшими друг друга, пока их не прошло около двадцати. Ничего из того, что она осмеливалась сделать, не способствовало прогрессу. Это вызывало лишь обрывки впечатлений, фрагменты ощущений, но ничего не могло слиться в осмысленное целое. Все сводилось к болезненному желанию вернуться в море. Это была их защита против нее, и Керри сомневалась, что они сами об этом знали.

Что бы ни отличало ее от других, что бы ни даровало ей способность разговаривать с созданиями, которые она, как и все остальные, сочла бы более привлекательными, это не могло помочь ей постичь отчаяние существа, некогда бывшего человеком. Отчаяние, которое за прошедший век только набрало силу.

Когда она, потерпев поражение, вышла из тюрьмы, еще не совсем стемнело. Хоть какое-то утешение. Теперь остров превратился в бесцветный мир надвигающейся темноты. Керри шла по прямой, не в силах ориентироваться в этом вязком тумане, который прицепился к ней так же, как и всепроникающий запах заключенных. Она знала, что в конце концов окажется на краю острова, и если до следующего дня она увидит хоть одного человека, это будет удачей.

Но ее нашел Эсковедо, и она была вынуждена признать, что он повсюду за ней следил. Просто дал ей немного времени, прежде чем… устроить разбор полетов?

Керри стояла, ухватившись за ограждение и глядя на воду, что плескалась у берега, ударяясь о камни, напоминавшие сваленные в кучу черепа. Теперь ей казалось, что остров больше походил не на тюрьму, а на концентрационный лагерь.

– Как бы там ни было, – начал полковник, – я не ожидал, что все пройдет успешно в первый же день.

– С чего вы взяли, что второй день будет хоть немногим лучше?

– Раппорт,[42] – он поднял термос, открыл крышку, и в воздух пошел пар. – Но на это требуется время.

– Время, – Керри постучала по ограждению. – Я когда-нибудь уеду отсюда?

– Надеюсь, это шутка, – Эсковедо наполнил крышечку термоса жидкостью и, не спрашивая, дал ее Керри. – Вот. А то так и заболеть недолго.

Керри сделала глоток – это был кофе. Не самый лучший, но и не самый худший. От него ей стало теплее, и это ее порадовало.

– Позвольте кое-что спросить. Они когда-нибудь размножались? Здесь или там, где их держали раньше? Хоть кто-нибудь из них?

– Нет. Почему вы спрашиваете?

– Я кое-что заметила у нескольких из них. Желание. Его сразу можно различить. Это то, что объединяет самые разные виды.