Я крепко подержал их, затем передал ей.
Она перевернула первую карту. Это была карта
В ее зеленых, похожих на изумруды, глазах я заметил смятение.
– Эта карта не из моей колоды, – произнесла женщина и перевернула следующую карту. – Что ты сделал с моими картами?
– Ничего, мадам. Я просто подержал их в руках, и все.
На следующей карте был изображен
Мадам Изекиль прикрыла ее другой картой, затем еще одной и еще. Остальные оказались простыми картонками без рисунков.
– Это ты сделал? – казалось, она вот-вот заплачет.
– Нет.
– Уходи, – приказала она.
– Но…
– Уходи. – Она опустила глаза, будто стараясь убедить себя, что меня больше нет.
Я поднялся. В комнате пахло ладаном и воском. Я глянул в окно. В моем кабинете через дорогу на несколько мгновений вспыхнул свет. Двое мужчин ходили там с фонариками. Они открыли пустой шкаф, заглянули в него, а затем заняли позиции и стали ожидать меня – один на кресле, другой за дверью. Я улыбнулся сам себе. В моем офисе было уныло и негостеприимно. И даже если им хоть немного повезет, они просидят там не один час, пока наконец не поймут, что я не вернусь.
Я оставил мадам Изекиль – она переворачивала карты одну за другой и смотрела на них так пристально, будто от этого на них могли вернуться прежние изображения. Я спустился по лестнице и пошел вниз по Марш-стрит, пока не оказался у бара.
Теперь там было пусто. Бармен курил сигарету, но когда я вошел, тут же погасил ее.
– А где шахматисты?
– У них большие планы на этот вечер. Они собираются в бухту. Так, вам же «Джек Дэниэлз», верно?
– Неплохо бы.
Он налил мне виски. На стакане я увидел тот же самый отпечаток пальца, что и в прошлый раз. Я взял томик стихов Теннисона с полки над барной стойкой.
– Хорошая книга?