— Веник, — я повысила голос, что-то я сегодня смелее, чем обычно.
— Заткнулись, — рыкнул он. — Вон наш посланник возвращается, да не один.
Рядом с мужчиной в белом халате шла девушка, что встретила его у входа.
— Вот, — мужчина протянул нам листок с рядом цифр, — телефон Ирины. Выясняйте у нее все сами. Адрес не дам, хоть спецназ вызывайте, не имею права.
— Да и не дома она, — добавила девушка, — родила позавчера в девятке. Зря вы это придумали, Марь Николаевна, Ирка книг сроду не читала.
— А это уж не твоего ума дело, Света, — погрозила ей пальцем старушка.
— Марь Николаевна, я Оля.
— Раз Валя сказал, взяла, значит, взяла, все-таки память о Петре Сергеевиче.
Бабушка провожала нас до самых ворот, попеременно то трогая Веника, то прося не забывать и приезжать еще. В любое время. И привезти внуков. Так как падальщик отмалчивался, я пообещала ей все, чувствуя себя последней скотиной, потому как… ладно, не будем от этом.
Чувство вины было почти осязаемым, словно это я была виновата в одинокой и больной старости этой женщины. Все, чего я хотела, это уйти и не видеть безумную надежду в ее глазах, так мы пытаемся побыстрее пройти мимо инвалидов, просящих милостыню, испытывая иррациональную вину за свое здоровье и благополучие.
— Она ведь не твоя мать? — спросила я, едва мы отъехали от центра.
Вопрос, конечно, риторический, но мне было необходимо услышать отрицательный ответ от Веника.
— Я похоронил свою мать в середине прошлого столетия.
— Похоронил? — удивилась я, не сразу сообразив, как он может это истолковать.
— Нет. Сожрал. — Слова были полны презрения, за которым разгоралась злость. — Ничего так, но, на мой вкус, суховата, особенно в сравнении с твоей.
— Урод, — выругалась я, — если ты хотя бы подумал о…
— То что? — перебил он. — Сейчас уже несколько поздновато для угроз и сожалений. Я в отличие от тебя хотя бы знаю, где моя похоронена.
— Ты… ты. — Я не находила слов.
Больше всего мне хотелось кинуться на мужчину на соседнем сиденье, мужчину, который с презрительной усмешкой вытаскивал на свет то, чего я стыжусь. Хотелось ударить, сделать больно, чтобы он закричал так, как я кричала, где-то глубоко внутри себя. Но было и еще кое-что, та самая скрытая часть меня, та, что всегда все замечала, та молчаливая часть, что фиксирует и делает выводы, та часть, которую я столько лет успешно игнорировала, считая свою семью обычной. Если отмахнуться от эмоций, то из этой части, куда не долетают крики, по-прежнему шла информация, спокойная и объективная. Если я выпущу все это наружу, закачу банальную истерику, хуже будет прежде всего мне. Он сильнее физически, он быстрее и не обременен моральными принципами. Ну, отвлеку я его на несколько мгновений, и что? Итог предсказать несложно. Мы во что-нибудь впишемся, и нас похоронят в братской могиле, в лучшем случае, в худшем мы утянем за собой кого-то из обычных людей, что вышли за хлебом, возвращаются с работы или прогуливаются. И все это из-за его слов, из-за того, что я и правду не знаю, где похоронена моя мать. Мать, которая умерла в одиночестве в доме престарелых, до последнего мгновения не представляя, куда исчезла ее старшая дочь и ее единственная внучка.
Я выдохнула. Звук больше походил на сдерживаемое рыдание, но я смогла отчасти взять себя в руки. Мы закончим это дело и снова будем лишь изредка сталкиваться на улицах Юкова, нам даже здороваться не обязательно.
ebooksa