– Что за антисанитария! – проворчал тот, стряхивая крошки с голой волосатой груди. – Что, Донны нет дома?
– Ага. Они с Тэдом, наверное, поехали куда-нибудь перекусить. Хотел бы я вернуться домой вместо этого чертова Бостона.
– Послушай, – возразил Роджер. – Мы уже вечером будем в Нью-Йорке. Помнишь, коктейль у Билтмора под часами…
– Плевал я на Билтмора и на его часы. Любой, кто уезжает на неделю из Мэна в Бостон и Нью-Йорк, особенно в такую жару, рискует свихнуться.
– Пожалуй, ты прав, – сказал Роджер, поворачиваясь к телевизору, где Боб Стэнли бил штрафной.
– Вкусный сандвич, – заметил Вик, победно улыбаясь своему компаньону.
Роджер прижал тарелку с сандвичем к груди:
– Купи себе еще, бессовестный.
– Куда звонить?
– Шесть-восемь-один. Заказы в номер.
– Пива хочешь? – осведомился Вик, подходя к телефону.
Роджер покачал головой:
– Хватит с меня ленча. Башка болит, желудок болит. Утром наверняка буду икать. Пей сам.
Вик заказал горячий пастрами и две бутылки «Туборга». Когда он опять посмотрел на Роджера, тот сидел, глядя в телевизор, и плакал. Сначала Вику показалось, что это просто оптическая иллюзия. Но нет, это были слезы. Цветной экран отражался в них разноцветными бликами.
Вик стоял возле телефона, раздумывая, спросить ли у Роджера, что случилось, или сделать вид, что он ничего не заметил. Но Роджер смотрел ему в глаза, и лицо у него было беззащитным и жалким, как у Тэда, когда тот падал и ушибался.
– Что мне делать, Вик? – спросил он хрипло.
– Родж, о чем ты…
– Ты знаешь.
– Не волнуйся, Родж. Все…
– Все рушится, и мы оба это знаем. Это воняет, как целый ящик тухлых яиц. На нашей стороне Роб Мартин. На нашей стороне этот кандидат в Дом престарелых актеров. На нашей стороне все… кроме тех, кто решает дело.