Куджо. Цикл оборотня

– Может быть. Но мы откроем огонь из всех стволов.

– Мне кажется, – печально сказал Роджер, – что, если Элсия станет работать, мы сможем платить за дом еще год. За это время можно подыскать на него выгодного покупателя.

Внезапно Вик почувствовал, что у него дрожат губы: ему еще приходится думать о том, что сотворила Донна, воображая, что ей все еще девятнадцать или двадцать. Он опять разозлился на Роджера, счастливо женатого вот уже пятнадцать лет. Элсия мирно и ненавязчиво согревает ему постель и воспитывает девочек. Вик очень удивился бы, если бы узнал о ее измене мужу.

– Послушай, – сказал он внезапно. – В четверг я получил письмо…

Резкий стук в дверь.

– Заказ, – сказал Роджер. Он вытер слезы рубашкой… И как только слезы исчезли, у Вика пропала охота ему рассказывать. Может, еще и потому, что Роджер был прав – между тридцатью двумя и сорока одним на самом деле большая разница.

Вик подошел к двери и взял свое пиво и сандвич. Он так и не закончил фразу, а Роджер не стал спрашивать, вернувшись к своему футболу.

Вик сел и стал есть, не очень удивленный исчезновением аппетита. Взгляд его упал на телефон, и он опять попытался позвонить домой. Было уже без пяти восемь, время укладывания Тэда в постель. Никто не брал трубку. Это его встревожило. Может быть, Донна уехала к кому-нибудь в гости? Никакой закон не устанавливает, что Тэд должен быть в постели в восемь, особенно в такую жару. Они могли отправиться в парк. Да.

Или она у Кемпа.

Это была безумная мысль. Она сказала, что все кончено, и он верил ей. Правда, верил. Она не лгала. Но мысль продолжала грызть его. Что, если ей вдруг взбрело в голову забрать Тэда и сбежать с Кемпом? Может, они прямо сейчас уже где-нибудь в мотеле, между Касл-Роком и Балтимором? Не будь дураком, Вик. Они могли…

Это концерт, вот это что. Каждый вторник в парке играет ансамбль, иногда школьный, иногда местный рэгтайм под претенциозным названием «Последняя черта», и она наверняка…

Ага, сбежала с Кемпом.

Он допил пиво и взялся за вторую бутылку.

Донна стояла возле машины уже секунд тридцать, разминая ноги. Она смотрела на дверь гаража, все еще думая, что если Куджо появится, то только оттуда – из самого сарая, из-за него или, может быть, из-под грузовика, кажущегося в полутьме нелепым черным чудовищем.

Она стояла, не в силах заставить себя сделать шаг. Ночь окружала ее благоуханием сена и клевера, сладким запахом жимолости.

И она слышала музыку. Тихую, еле слышную, почти призрачную. «Радио где-то», – подумала она и вдруг поняла, что это играет ансамбль в парке. Это был джаз «Диксиленд», и она даже узнала мелодию. «Возвращайся в Буффало». Семь миль, подумала она. Я никогда не думала, что ночь такая тихая. Такая спокойная.

Она ощущала подъем сил.

Сердце пульсировало в груди, как мощный механизм. Кровь заструилась быстрее. Глаза, казалось, стали видеть зорче. Мысль о том, что на карту поставлена ее жизнь, наполняла ее странным очарованием; может быть, она впервые так полно ощутила ценность этой жизни. Она с легким стуком закрыла дверь.

Она ждала, вслушиваясь в окружающую тишину. Пасть гаража Джо Кэмбера была темной и молчаливой. Хром на переднем бампере «пинто» тускло мерцал. Вдали все играл веселый джаз. Она взяла горсть камешков и стала по одному бросать их туда, где мог скрываться Куджо.

Один из камешков упал прямо перед носом Куджо. Куджо приподнялся немного, продолжая ухмыляться. Второй камешек угодил ему прямо в плечо. Он не двигался. Пусть Женщина отойдет подальше.