Много лет назад благодаря знанию местных трав и хорошей стряпне она получила место в хозяйстве Надашди. Как до этого ее мать. Теперь она смотрела на свои поварские руки, обожженные, мозолистые – и старые. Эти руки давали пищу – теплый суп и обрезки жареного мяса – сотням девушек. Она кормила их, как крестьянка кормит дворовых гусей, ее карманы всегда были полны пшена…
– Где-то есть книга с записями всех ее преступлений. Она сама ее ведет, – сказал Янош, глядя на повариху. – Нам нужна эта книга.
Брона облизала губы, а потом сжала челюсти, как бульдог, схвативший кость.
– Она не так глупа, чтобы бросать где попало такую ценность. Если у нее есть такая книга, она наверняка носит ее с собой.
Ей вспомнилась девочка-сирота по имени Паула, работавшая судомойкой. Девочку прислали на кухню к Броне, когда ей было всего одиннадцать. Она шлифовала почерневшие горшки золой, жиром и водой. Девочка день и ночь работала рядом с Броной и вскоре стала любимицей поварихи.
А однажды Паула не появилась на кухне. Брона несколько дней искала ее в Чахтицком замке и окрестностях, а потом не выдержала и разрыдалась, схватившись за голову.
– Что ты горюешь? – спросила графиня, неожиданно зайдя в кухню.
– Не могу разыскать девочку-сироту, мою судомойку, – сказала Брона. – Она пропала. Графиня, я так тревожусь за нее!
Глаза Эржебет вспыхнули.
– Ах да… Как звали девочку?
– Паула.
– Мне нужна и фамилия.
Брона наморщила лоб.
– Паула Червены[93].
Графиня кивнула и, достав из кармана фартука пергаментную книжку, полистала ее.
– Червены, – сказала она наконец. – Я помнила только имя Паула. Очень худощавая, не по возрасту слабая. Блондинка. Спасибо, Брона.
Она сунула книжку обратно в фартук, оставив повариху в замешательстве.
Теперь Брона все поняла, и ее печаль и чувство вины уступили место ненависти.
Ее закопченные ногти впились в ладони.
– Я достану вам эту книгу, – сказала она. – И Христос свидетель: графиня будет вечно гореть в адском пламени!