— Здесь действует Высшая Магия, дитя, а ей подчиняются даже боги.
— А-а, ну еще бы. Я и забыл. — Высшая Магия появлялась на сцене каждый раз, когда Эмбер не хотел что-то делать или в сюжете появлялась дыра.
— Не думаю, что ты понимаешь это, дитя. Есть вещи, которые должен делать человек, а не бог. Тот, кто исполняет предназначение, не просто находит что-то — он становится кем-то другим.
Квентин остановился передохнуть. Оранжевая полоса легла вдоль всего восточного горизонта.
— Кем же это?
— Героем, Квентин. — Они возобновили подъем. — Филлори, кроме богов и королей с королевами, нуждается в герое и в семи ключах, которые тот добудет.
— Немного же ему нужно.
— Ему нужно все.
Эмбер тяжеловесно, но величественно перепрыгнул на скальный купол, оказавшийся вершиной горы. Его глаза, взиравшие на Квентина сверху вниз, формой напоминали арахис — овцам, кажется, нужен такой разрез, чтобы засекать волков периферическим зрением, но все равно не по себе как-то.
— Ничего себе запросы.
— Филлори требует то, в чем нуждается. А чего просишь ты, Квентин? Что нужно тебе?
Квентин приготовился к очередной порции упреков и псевдомудрости, но Эмбер неожиданно задал дельный вопрос. Действительно, что? Он хотел вернуться в Филлори — и вернулся. Сначала рвался назад в Белый Шпиль, а теперь вроде бы нет. Испытал настоящий ужас, чуть было не лишившись Филлори, но в конце концов нашел путь назад. Теперь он ищет ключи. Хочет, чтобы его жизнь была интересной и прошла не напрасно. Хочет помочь Джулии. На все для нее готов, знать бы только, что делать.
— Похоже, я хочу быть героем. Как ты и сказал.
Эмбер обернулся мордой к восходящему солнцу.
— Хорошо. У тебя будет шанс.
Квентин тоже залез наверх и стал смотреть на восход. Он хотел спросить Эмбера, что сейчас происходит на другом краю света и есть ли у Филлори край, но Эмбера больше не было: он стоял на вершине один.
Ничего себе — взял и пропал. Квентину его почти что недоставало. Всегда лестно побыть рядом с богом, даже когда бог — это Эмбер.
Потянувшись, он спрыгнул с валуна и поскакал вниз, на берег. Ему не терпелось рассказать об этом другим, хотя все происшедшее уже начинало казаться сном — такие снятся утром при задернутых шторах, когда ты уже наполовину проснулся, и вспоминаются вечером, когда снова ложишься спать. Интересно, встали ли уже остальные — может, удастся вздремнуть еще.
Перемены в пейзаже ему следовало бы сразу заметить, но в гору он взбирался ускоренным темпом, беседуя на ходу с богом, да и натуралистом отродясь не был. Разницы между приметным буком и столь же приметным вязом он, хоть убей, не увидел бы.
Несмотря на это, он стал сомневаться, той ли дорогой спускается — камней и голой земли сейчас вроде бы стало больше, чем зелени. Но лезть назад и отыскивать другой спуск ему не хотелось, а солнце, всходящее справа, служило хорошим ориентиром. В крайнем случае он сделает крюк по берегу и к завтраку авось придет вовремя.