Призрачно всё,

22
18
20
22
24
26
28
30

Вспомнилось, как недавно Тома меня обозвала шпионом.

— Что лыбишься? Думаешь, свихнулась на шпиономании?

— Ну что ты… — Я прикрыл рот ладонью, чтобы ухмылка не бросалась в глаза.

— Не доверяю я ей.

— Доверять кому-либо в наше время и в наших обстоятельствах — большая роскошь, — сказал нейтральное, первое, что взбрело в голову.

Тому не удостоила мою глупость ответом. Хмыкнула пренебрежительно и плюхнулась в кресло. Талантливая актриса, ничего не скажешь. Ни у кого сыгранная ею маленькая роль не вызвала сомнений.

— Ладно, Наталку ты спровадила, — наконец-то, я совладал с мыслями, увязав их обрывки в подобие целого. — Спрашивается, зачем тебе это понадобилось? — и продолжил после нарочитой паузы, — Напрашиваются два варианта: или ты хочешь сказать мне нечто важное, не для чужих ушей, или…

— Или? — переспросила Тома, в глазах ее мелькнули озорные искорки, но тут же потухли.

— Я о Кеше хотела поговорить.

Мне не хотелось говорить о покойнике, не хотелось слышать о его морально-волевых качествах и мужских способностях. Вряд ли подобная информация приблизила бы к разгадке его смерти и пропаже документов.

— Кеша доверял мне. У него не было здесь ни одной родственной души, ему не с кем было поговорить. Он был большим ребенком, его тянуло ко мне, как дите к матери, хотя ему во внучки годилась. Он был приятным собеседником, умел интересно рассказывать о разных вещах и событиях. Я единственная в этом доме не считала его назойливым, надоедливым, свихнувшимся.

Тома замолчала, по щеке прокатилась слезинка, кажется, настоящая.

— Он часто приходил ко мне по вечерам. Мы пили коньяк, разговаривали. Потом я ложилась спать, а он еще долго возился с бумагами, что-то чертил, высчитывал…

Меня осенило.

— Томочка, милая, ты хочешь сказать, что Иннокентий Вениаминович хранил свои бумаги у тебя?

— Они и сейчас у меня в комнате, — ответила девушка.

— Что же ты молчала? — вскипел я.

— Не хотела говорить при посторонних.

— Пойдем скорее!

Я сорвался с кресла, но Тома не поддержала моего энтузиазма. Она налила еще «Мартини» и уходить не собиралась.