Пару минут ученик и учитель старательно, серьезно пытались задействовать лицевые мышцы, пробуя поднять какую-нибудь бровь и не трогая другую. Корчили друг другу и зеркальным отражениям уморительные рожи, закатывали глаза, лоб морщили, брови сводили, разводили, хмурили, супили, чуть ли не шевелили надбровными дугами.
Как ни удивительно, задрать вверх одну-единственную бровь ну никак у них не получалось. Удивляйся, не удивляйся…
В конце концов оба не выдержали глупости таковского клоунского занятия, стали давиться смехом и безудержно, неукротимо расхохотались. В приступе хохота Филипп присел на корточки, вытирал кулаком глаза, а Ваня, обычно хмурый и серьезный, свалился на пол и, держась за живот, дрыгал ногами.
— Во, Иван, не в бровь, а в глаз. В мимику, из рака ноги.
Сногсшибательно…
Хотя у всяких-разных писателей, Вань, герои еще умеют складывать одну бровь домиком, хмурить ее, поводить бровью, вскидывать, воздевать, нервно дергать ею, заламывать, изгибать и выгибать поэтической дугой, — учитель возобновил дидактическое литературоведение. — И никто в анатомиях не знает, для чего та бровь вздернута, заметил один умный русский языковед — автор исторических романов.
Видать, брат ты мой, не получится из нас с тобой по-настоящему сказочных литературных героев. Конституция не позволяет, и мимические мышцы не дают этак уродски гримасничать и делать финт бровями, вернее, одной бровью.
Ваня встал, посерьезнел, отряхнул брюки и принялся допытываться по существу вопроса. Причем не только в опусах массовой культуры и макулатуры ему требовалось педантично разобраться с единой, одиноко гуляющей бровью. «Чтоб маленьких не охмуряли, не обманывали всякие каки-писаки».
— А вы, Фил Олегыч, почему мне фэнтези Булгакова хвалили? — последовал въедливый и каверзный вопросик. Два в одном. — Ведь у него в «Мастере и Маргарите» конферансье поднимает одну бровь, помните?
— Так то ж клоун профессиональный, лицедей… лицемер гипократический, — перешел на английский находчивый наставник, намекая на фантастическую эпопею, какую взахлеб и в запой читал его ученик по утрам, вечерам и во время сиесты.
— Опричь того, брат ты мой, там в варьете мы имеем сплошь сатанинскую магию. Да и тот еще Дьявол, помнится, на сцене сидел в креслице.
— Ну да, если с магией и колдовством, то все понарошку, — подтвердил Ваня.
— Эт-то точно. Хотя нарочитое умение двигать одной отдельной бровью все же встречается. Очень-очень редко. Не чаще, чем способность шевелить ушами.
Когда я учился в седьмом классе, у нас объявился один третьеклассник, чисто конкретно клоун, рот до ушей, хоть завязочки пришей. Вот он умел сгибать верхнюю часть левого уха. Так на этого мелкого урода и его финты вся гимназия ходила смотреть. Даже лбы и быки из старших классов приходили и требовали, чтоб показал шевеление ухом и рассмешил.
— Ну да, я тоже в кино видел, будто ухом шевелить можно. Помните, Фил Олегыч, «Иван Васильевич меняет профессию»?
— Так то ж спецэффект, — учитель веско подвел материальную базу под киношное лицедейство Савелия Крамарова.
— В комедиях с Джоном Кэрри, наверное, компьютерную графику используют, когда он двигает бровями, — согласился с материалистической подоплекой фантастической мимики Ваня.
— Кстати говоря, Иван, на моем веку я только один раз видел, как у одной девицы обезьяньего вида бровь уехала на висок. Но и там был особый случай.
— Какой, Фил Олегыч?
— Да, понимаешь, живот у нее, бедолаги, резко скрутило по самое невмочь.
ebooksa