Коромысло Дьявола

— Ну да, понятно. Вчера за обедом сеньорите Долли тоже очень в туалет захотелось. А выйти стеснялась, пока грэнди Бармиц о христианских ценностях толковал. Так она вся извертелась и под столом кренделя ногами выписывала, словно балерина, все балетные позиции перепробовала. И нос у нее морщился…

— Ага, дело жизненно важное, отчаянно физиологическое… Валяй-ка ты, вьюнош, к обеду переодеваться.

Да в сортир можешь заглянуть на всякий житейский случай, Джонни. Джонни ку-у-л…

— Йес, сэр!

Не в пример злюке Снежане, у Филиппа, чего бы он ни сказал, о чем бы ни говорил, ни разу не получилось колко и обидно. Ваня такого за ним не припомнит.

«Правильный он учитель, мой Фил Олегыч. Никогда не злится, не козлится по мелочам, не обижает… Иногда, конечно, зудит, нудит… как все взрослые. Но младших уважает, наверное, больше, чем старших. Хотя заумные речи грэнди Сан Саныча слушает уважительно. Интересно, где этот рязанский дед так круто научился по-английски?

Эх, мне бы так…

Надо вспомнить, где это я читал, будто Путин в Москве умеет гримасничать одной бровью, или посмотреть за ним в телевизоре…»

— 3 -

После обеда Филипп оставил Ваню со всеми техасскими народами, малыми и большими, содружно смотреть в прайм-тайм-лайв невообразимо суперпопулярное ток-шоу по ти-ви. Как водится, с наказом: «вникать и проникать в мериканьский прямой эфир».

Вместо же телевидения учитель решил оказать самоличное уважение русскому деду-писателю, выразившему стариковское желание совершить вечерние моцион и променад в компании с кем-нибудь из молодежи.

— …Файлы и данные, лежащие на вашем информационном модуле неофита, Филипп Олегович, подлежат регулярному обновлению по орденской сети. Тождественно тому и расширение вашего доступа к дополнительной информации. Это прерогативы прецептора.

Однако в данном дидактическом казусе ваш асилум меня несколько упредил и не скажу, кабы зело озадачил. Подчас наши непредсказуемые убежища нас понимают лучше, нежели мы разбираемся в себе самих.

Также меня нисколько не удивили ваши проникновенные интерпретации, трактовки непереводимых реалий в переводе тех или иных евангельских апокрифов и канонов на новые языки. Бысть по сему, коли метанойя в исходном греческом православии есть не только покаяние по-русски…

Припоминаю, я вам однажды говорил, друг мой, дар инквизитора имеет собственные трансцендентные особенности. Кольми паче, в сочетании с вашими дарованиями распознавать языки, благополучно избегая idola fori, тех самых идолов чрезмерно образного, метафорического и катафатического употребления словес обиходных и терминологических. Так мы их доселе именуем в красноречивых метафорах лорда Бэкона.

Собственно, коль скоро мы толкуем о Духе с заглавной буквицы, не о строчных буковках Святого писания, для нас не имеет благовестного значения, конкретного ли верблюда, груженного мирскими сокровищами, нельзя пускать в царствие небесное. Или же речь идет о сравнении с невозможностью вдеть в абстрактное игольное ушко толстую крученую нитку из верблюжьей шерсти. Либо имеется в виду историческая дверца маленькая в храме Иерусалимском.

В благовестных притчах и аллегориях мы также стоим выше того, чтобы пристрастно и катафатически, исходя из вульгарных аналогий бытия, осуждать, порицать, сравнивая богатство одних и бедность других. Понеже греховная бедность, вопиющая «грабь награбленное», свойственна не только идейным преступникам.

Аналогично и катафатически в христианском богословии, в Промысле Божием богатство, нажитое честным трудом, есть несомненная идеальная добродетель. Хотя любые сокровища земные и материальные, приобретенные законным путем, должны быть использованы во благо многих.

Нам, рыцарь Филипп, в сокровенном духовном истинномудрии во многом безразлично, блаженствуют ли нищие умом и духом в царствии небесном. Или же сие возможно лишь для тех, кто укрепился духом и преумножил его в себе самом.

И то и другое суть евангельские синергические истины, кои мы можем системно отыскать в букве одного и того же канонического либо апокрифического новозаветного оригинала. То же самое и во множестве более или менее адекватных переводов на новые языки.

Нам нет нужды порицать мирян, за то, что в новозаветном «Pater noster», они без малейшей аллегоричности требуют от Бога ежедневной раздачи пайкового хлеба насущного по образу и подобию кормления, каковое учиняли римские консуляры и кесари для тунеядствующего столичного пролетариата из плебеев. В молебствии «Отче наш» мы сами произносим ту же сакральную формулу на многих языках, в материальном определении вдохновенно прозревая хлеб духовный…