И что с ними надо делать? Под пресс, а потом вместо ключа под дверь подсовывать?
— Зачем же? Ставим нашего порочного ключника или твою лесбушку-ключницу перед транспорталом и тремя динамис-лучами с истинным знанием инициируем ключ-объект. Освобождаем и оп-ля! ликвидируем его натуральную магию, принося в жертву не плоть, а дух.
— Без телесного членовредительства? Необратимой импотенции и прогрессирующей фригидности?
— Безусловно. Разве только наш объект слегка удивится, куда же девалась дубовая дверь с черепом, которую он на пару секунд увидит. Решит, померещилось.
— Так-то оно лучше. А то: чаша, черепушка, пепел… Правильно порешили клероты. Старая дикость, она скверна и мерзость суть.
— Зато дикие старинные ритуалы надежны как грабли, неофит. Веками отработаны. А из новомодной техногностической гуманности иной раз черт те знает что выходит.
Опять же ретрибутивность тебе промеж ног мешалкой как п… воздаст…
Арматор Вероника выразилась чуть точнее, без эвфемизмов. Впрочем, рыцарь Филипп привык к ее манере непринужденно общаться в хорошей компании и уже мысленно не вздрагивал, когда молоденькая фея, она же богиня любви, вдруг загибала нечто невообразимое в девичьих устах.
А вот прецептор Павел избегает сквернословия. Да и на просторечие его наставник переходит исключительно в дидактических целях. Для доступности, образности и вящего усвоения учебного материала.
Слушая прецептора, Филипп нередко ловил себя на мысли: хорошо бы и ему самому дать зарок когда-нибудь избавиться от скверных и бранных словечек, чертыханий и молодежного жаргона. Но взять вот такое несказанное обязательство и неописуемое обетование он пока полагал совершенно невозможным.
Быть может, лет через пятьдесят или двести пятьдесят в возрасте Пал Семеныча? До тех пор приобщаться к изысканной культуре речи ему следует постепенно, исподволь, без революционных скачков и социальных переворотов.
«Не то враз можно постареть, лишиться молодости, ежели начать студентом шарить под интеллигента.
Верняк, в сержантской младости наш Булавин сын Семенов заворачивал будь здоров на обе корки. В армии без командного матерного языка нипочем не обойтись. Грех, конечно, но его и замолить недолго. Прости, Господи…»
В очередной раз послав к черту, а также гораздо дальше и глубже подготовку к итоговому семинару по основам культуры речи и художественного воспитания учащихся, Филипп перешел в режим закрытой связи в сети конгрегации.
«Почему бы от глупой теории не перейти к умной практике?»
— Пал Семеныч, прошу простить, если побеспокоил, решил, понимаете, скорость коннекта проверить, а то Ника зудит, мол у меня комп — отстой, слету кодирует-декодирует презадумчиво, — Филипп передразнил скороговорку арматора.
— Рад вас видеть и слышать, мой друг. По-моему, Вероника Афанасьевна немного преувеличивает.
Однако ж, давайте проверим и поболтаем полчасика. Вам ведь надо вскоре отправляться на занятия в институт. Простите, в университет.
— Какая разница, Пал Семеныч? Пед и бред.
— Почему же, мой друг? Вашу недоношенную педологию-педагогику, недоразвитую национал-идеологию по вредоносности не стоит сравнивать с мощным идеологическим оболваниванием студентов в советские времена. Тогда добрая половина академических часов в вузах гуманитарного профиля приходилась на разные лжеименные марксизмы-ленинизмы.
ebooksa