— Ника, а почему бы тебе не стать скульптором в миру? У тебя ж истинный талант…
— А я им и была одно время. Не по мне это, Филька. К тому же артистическая и богемная жизнь не очень-то способствует аноптическому образу жизни — мелкопакостной природной магии в окружении до черта, вся издергалась в коромысло диавольско. Ушла в тряпочный и модельный бизнес, там спокойнее.
Потом поднялась до уровня орденского арматора, но в деловом мире осталась. В нем я никто и звать меня никак, то бишь Ника Триконич — женщина без возраста, но с умом.
В бизнесе умных баб навалом, встречаются и вроде меня, бывшие модельки типа молодой женушки твоего крутого олигарха синьора-мафиозо Рульникова. Сам знаешь, хоть он ее изваял, поднял, она его круче.
— Эт-то точно. Произведение искусства. Operam superabat materia…
— Ого! Наш неофит за латынь и за ум взялся. Классику Овидия уже перелицовывает. Только поясни: где материя выше исполнения, у меня или у твоего олигарха? Кого из нас ты имеешь в виду, искусствовед?
— Вас, конечно, наша божественная Вероника Афанасьевна, и ваш дивный образ в этой бронзе.
— Вы низкий льстец, сударь. Но ты прав, Филька, яко младенец, истину глаголющий.
Чтоб ты знал! Я, когда ее обрабатывала, шлифовала, полировала тут ей всякую сись-пись, чуть в самое себя не влюбилась. Пускай ни к лесбиянству, ни к нарциссизму с фетишизмом сроду не привержена и не подвержена. Не так меня воспитали, сударь мой.
Не то что ваше испорченное поколение. Моя секулярная горничная-лесбушка и садовник-фетишист на пару этому дивному образу, понимай, мне самой всякий Божий день буфера, п…ду и все остальное до зеркального бронзового блеска пид…т, х…т, извращенцы…
Вероника назвала вещи своими несколько грубоватыми именами, и глагольчики ей на язычок уж очень жаргонно подвернулись. Но Филиппа это ничуть не покоробило. Богине оно простительно и позволительно. Будь она в сверкающей недвижимой бронзе или во плоти с подрагивающими напряженными сосками…
«Ох соблазн… Как это она давеча сказала: видит око… да х… битому неймется…»
— Вон в том шкафчике, Филька, выберешь халат подлиннее. Пошли к обеду переодеваться.
— Когда б я так пробежался?
— Тогда я те погремушки-мудяшки оборву. У меня по парку и в доме голые нудисты не шастают, милок.
— Понял. Верю. Одеваюсь…
За обедом трем очень важным персонам никто не мешал доверительно общаться. К тому времени прислуга из субалтернов, кроме классифицированного охранника-кинолога, укатила на выходные в город.
— …Мой дом — моя крепость. Сейчас лишь на вас доступ настроен, мои почтеннейшие гости. Почти как в убежище…
— А в асилуме можно гостей принимать?
— Никак нет, рыцарь Филипп. Он ваш и только ваш.
ebooksa