Копье. Гробница

— Хотите, я предложу вам выбор, Гарри? Тон собеседника оставался все в тех же рамках приятной любезности, но в словах появился зловещий смысл. — Мы можем заставить вас сделать это самыми разными способами. Для начала может подойти подозрение в шпионаже в пользу Израиля. Далее, несомненно, его можно будет объединить с подозрениями в убийстве…

— Убийство? Но вы не можете…

— Мы все можем, Гарри, и я еще раз прошу вас не делать ошибки. Мы заставим вас. — Теперь в словах гостя не оставалось и намека на былую любезность. — Мы, конечно, разрешим вам пользоваться вашим счетом, но в дальнейшем мы прикроем ваш бизнес здесь, и сделаем его невозможным в большинстве стран, куда бы вы вздумали переселиться. Силы порядка и закона, как вы знаете, сегодня очень тесно взаимодействуют во всем мире, Гарри. И это все в наших интересах.

— Сукин сын!

Толстяк подался вперед, упираясь локтями в колени, и приятная любезность вновь вернулась к нему.

— Послушайте, — заговорил он вкрадчиво и мягко, — ведь я знаю, что вы сопротивляетесь просто из чистого упрямства, даже внутри себя вы и признаетесь в полном банкротстве и капитуляции. Но посмотрите хорошенько на себя, я имею в виду, изнутри. Ведь вы хотите, чтобы убийцы вашего партнера заплатили за содеянное? Вы не можете сейчас не обращать внимания на это естественное чувство внутри вас. Вы старались подавить его в течение многих лет, но это вам плохо удалось. Вы сражались на стороне Израиля, потому что вам не нравился тот способ, каким эту страну пытались поставить на колени. Вы сражались, потому что ненавидели жертвы. И вы будете помогать нам не потому, что мы принуждаем вас к этому, а потому что вы сами этого хотите. Вы никогда не сможете побороть эти чувства, Гарри, вы только сможете лишь смягчить их на какое-то время.

И Стедмен понял, что толстяк был прав. Желание нанести ответный удар все еще не покинуло его. Сейчас он хотел, чтобы человек по имени Гант заплатил за смерть Мегги, как когда-то хотел, чтобы безымянные арабские террористы, заплатили за смерть Лиллы. Может быть тот шантаж, который использовал Поуп как-то и повлиял на него, но он отчетливо понимал, что решающим фактором все равно был тот старый накопившийся гнев, который он старался затушить внутри себя.

— Но почему вы выбрали меня? — спросил он. — Ведь вы могли найти более подготовленного для такой операции человека.

— Никто из наших людей не подходит для этого дела так, как вы, Гарри. Вы же понимаете, что вы — готовая связь, цепочка между Эдвардом Гантом и, теперь, нами. Это дает нам большие преимущества.

— Но я все-таки не понимаю, в чем может состоять именно моя помощь? Ведь Гант прекрасно знает, кто я такой, — вновь возразил детектив.

Поуп откинулся в кресле.

— Да, он знает кто вы такой, но в данный момент это не имеет значения. Он все равно будет продолжать игру.

— Игру? Вы считаете, что это всего лишь игра? — В голосе детектива чувствовалось недоверие.

— Для людей, подобных Ганту, все представляет игру. Он получает удовольствие от разного рода уверток и при этом наслаждается, проверяя свою хитрость на других.

— И что остановит его поступить со мной точно так же, как с Мегги?

— Практически ничто, за исключением того, что мы будем держать вас под постоянным наблюдением.

— Тогда я просто лопну от доверия.

Поуп коротко рассмеялся.

— Вы должны понимать, что при этом, как только он предпримет что-либо против вас, мы сможем тут же поймать его за руку, разве не так?

Толстяк рассмеялся еще раз, глядя на выражение лица Стедмена.