— Ага. Студент. А живу у Ежовых, в Китайском переулке.
Баба пожевала губами.
— Ладно… Алёнка, — марш домой! А то скоро этот, мёртвый час.
— Ну ба-аба… — заканючила было Аленка, и вдруг смолкла: мимо них, по обочине, промчались пять здоровенных овчарок.
Баба посмотрела на них и сказала с неудовольствием:
— Ну вот. Стреляли их, газом душили, — а они вон, как кони, знай себе носятся!
И смолкла.
Овчарки словно услышали её. Резко остановились, развернулись и подняли носы.
От людей, стоявших у ворот, доносился тот самый запах. Тот самый. Запах исходил от полноватого флегматичного человека в куртке и легкомысленной осенней шапочке с кисточкой. Овчарки заволновались, заворчали; можно было подумать, что между ними пошла грызня и они вот-вот передерутся.
Они действительно чуть не перегрызлись. Инструкции Белой были понятными и чёткими: человек и две собаки. Человек в наличии имелся, собак же видно не было.
Бракин задумчиво посмотрел на них, потом каким-то странным голосом сказал:
— Ну-ка, ребятишки, бабушки и дедушки, давайте-ка быстренько в дом.
— А? — поразилась баба, подумав, что ослышалась.
— Идите в дом, говорю! — зашипел Бракин. — И быстро! Запритесь, никого не пускайте. К вам, кстати, никто в эти дни подозрительный не заходил?
— Заходил, — быстро ответила почуявшая опасность баба. — Милиционер какой-то странный. Помощник участкового. Что попало плел, про Тарзана спрашивал.
— Это не помощник участкового… — Бракин начал подталкивать всех к воротам. — Быстрей, делайте, как я говорю. Объясняться потом будем… Двери на замок! И никаких помощников не пускайте, — никого! Даже если вдруг какой-нибудь поддельный генерал приедет. Когда я вернусь, в окно снежок брошу.
Баба торопливо завела детей во двор, — и вовремя: пятеро овчарок, кажется, договорившись, разделились: трое понеслись дальше, а двое повернули к дому Алёнки.
Звонко звякнула задвижка за металлической дверью ворот. Потом хлопнула входная дверь и заскрежетал замок.
Бракин повернулся. И чуть не упал в снег: овчарки неслись прямо на него, оскалив пасти. И казалось, что глаза их светятся в надвинувшихся сумерках.
В этот последний момент Бракин отчётливо понял, что спасти его может только чудо.