Собачий род

22
18
20
22
24
26
28
30

— А кто? — спросил Штаден.

— Уж дьявол-то точно знает, — ответил Неклюд.

Когда избы стали догорать, и чёрный дым сменился белым, и раскалённые уголья начал заливать растаявший до земли снег, Штаден велел, наконец, поворачивать в обратный путь.

— Волчье время. И волчье логово, — сказал Штаден.

Внезапно раздался крик сразу нескольких голосов. Штаден остановил коня, оглянулся. И волосы зашевелились у него на голове.

Из-под чёрных дымящихся развалин того самого дома медленно выбирались какие-то существа. Одно — высокое, со взрослого человека. Оно медленно, покачиваясь, поднялось на ноги, обгоревшие до костей. Чёрное безгубое лицо склонилось к развалинам. Рука в лохмотьях обгоревшей кожи потянула ещё кого-то из-под углей: волчонок, не волчонок, а так — кто-то маленький, обуглившийся, но ещё живой.

"Да это ж наша хозяйка с Оськой!" — в ужасе понял Штаден, вскрикнул не своим голосом, и погнал коня прямо через озеро, прочь от деревни.

Он не оборачивался, не хотел видеть того, что будет дальше.

А дальше было вот что. Обгоревшая мать взяла на руки чёрное скулящее существо и приложила к несуществующей груди. И так, баюкая, едва переставляя кости, пошла прямо по тлевшим угольям, не разбирая дороги, — к лесу.

* * *

Нар-Юган. Январь 1995 года

Пёс лежал на солнце, на гребне увала. Под ним подтаял снежок. Тёплый, почти весенний ветерок шевелил прошлогоднюю траву, торчавшую из-под снега.

Он смертельно устал. Последние несколько дней он ничего не ел. Грыз какие-то сухие стебли, кору, откапывал из-под снега мох. И еще — глотал снег. Много снега.

Он знал, — они, его главные враги, где-то близко, рядом. Они тоже голодны, и тоже смертельно устали. Но для них это редколесье, эти промерзшие болота были родным домом. Они родились здесь. И не собаками, а волками.

Тарзан сморгнул гнойную слезу: в последние дни у него стали гноиться глаза. Нужен был ельник. Нужно было погрызть мерзлой еловой хвои. Но ельника не было: было необъятное болото, поросшее уродливым осинником и чахлыми соснами.

Позади, далеко-далеко, волки запели свою тягучую грозную песню, означавшую, что они идут по следу, и что победа близка.

Тарзан попытался подняться на ноги. Но то ли ноги не держали, то ли шерсть прикипела к насту. Но встать он не смог. И тогда Тарзан закрыл глаза и тихонько завыл. И тотчас же далёкий волчий вой прекратился.

Тарзан успокоился. Солнце скрылось за серой пеленой; поднялся ветер, заструилась позёмка. Тарзану стало тепло, и чем больше заметало его снегом, тем теплее ему становилось.

Он вдруг увидел себя сидящим у печки. Склонив голову на бок, прислушивался к чему-то. Вот в сенях, за дверями, завешенными старым одеялом, послышались чей-то лёгкий топоток, и голос, звенящий колокольчиком. Дверь открылась, откинулось одеяло, и в морозном облаке в кухне появилась Молодая Хозяйка. Золотые волосы растрепались из-под вязаной шапочки. Щеки — красные от мороза.

— Тарзан! — позвала она.