Одарка, выпроваживая его, сердито ворчала:
— Иди, иди! Добре, что самому не попало!..
Заперев за ним дверь, она вернулась к дочери и накрыла ее поверх свитки еще тканевым одеялом. Марынка вдруг зашевелилась и тихо спросила, не открывая глаз:
— То вы, мамо?..
— Я, дочка…
Девушка сдвинула брови и поморщила лоб, думая о чем-то. Потом снова спросила:
— А где ж Корнию, мамо?..
— Чего там еще надумала? — сердито сказала старуха.
— Спи! А то такого всыплю, что и думать про него не захочешь!..
Марынка тихо улыбнулась, положила руку под щеку — и снова заснула. Улыбка так и осталась на ее ярко заалевших губах…
Одарка пошла в кухню, где ворочался на скрипучей лавке старый псаломщик.
— У-у, анахвема, чертяка бессонная! — выругала она его мимоходом. — Всю душу вымотали, еще мало!..
Она легла на свой сенник у печки, зевая и бормоча с сердцем:
— Уже в домовине отдохну… как заховают…
В хати стало тихо и сонно…
Марынка спокойно спала до утра. Когда взошло солнце и заглянуло к ней в окно розовыми, светлыми, точно омытыми в утренней росе лучами, облив нежным теплом ее лоб и веки — она открыла глаза, приподняла голову, по-смотрила кругом — и тихонько засмеялась. Хорошо проснуться и встретить летнее утро, потом опять положить голову на подушку и задремать в теплых лучах раннего солнца!..
Она вдруг увидела на себе, у самого подбородка, край свитки, от которой знакомо, приятно пахло полем, дорожной пылью, лошадьми, дегтем. Марынка потянула носом, жмурясь от удовольствия, потом прижалась губами к свитке, завела глаза под веки — и так и заснула, вся озаренная солнцем и своим первым девическим счастьем…
XV
Калека Родион
Встала Марынка когда солнце уже высоко стояло в небе. Старая Одарка встретила ее сердитым ворчаньем: