— Ось бачите, какую я музыку сделал! — сказал он, радостно оскалив крепкие белые зубы. — Как же! Сам и сделал! Гарно играет. Ось, послухайте!..
Бубенчики, в самом деле, были подобраны с знанием дела и звенели очень гармонично. На широком, коричневом от загара лице Родиона сияла самая блаженная улыбка.
Поиграв немного, он опустил бубен на колени и стал рассказывать, прерывая сам себя смехом:
— А хлопцы в Мартыновци — го-го — хотели отнять у меня музыку! А я им не отдал — го-го — бо мне и самому нужно! Еще и сказал им чертова батька! А как же! Го-го-го!..
Тут он обратил внимание на Марынку, присевшую на ступени крыльца. Он снова поднял бубен, ударил в него и радостно крикнул:
— Здорово, дивчинко! Я тебя и не приметил. Какая ж ты гарная, и не дай Боже!..
— Здравствуй, Родивон! — отвечала Марынка с улыбкой. — Давно тебя не слышно у нас было…
— Эге ж, таки давно… — согласился Родион. — Как же! Я и то думал, чи не соскучились тут по Родивону. От то я й примандрував!..
— А что, Родивон, — спросил Наливайко, — ты еще не женился?
Родион отрицательно помотал головой.
— Ще… — сказал он, осклабившись. — От как жито в копны соберут — тогда и женюсь!..
— А невеста есть?
— Та нема! — и он убежденно прибавил:
— Будет!..
— А ты не сватался к дивчине, что в кочубеевской хате?
— Та сватался…
— Что ж она сказала?
— Та ничего. Ты, говорит, поганый, и я за тебя не пойду, о-го-го-го-го!…
Он даже откинул назад голову от смеха, похожего на лошадиное ржанье.
— Так и сказала?